— Для меня это период Бориса Немцова. Это был человек, в котором никогда не приходилось сомневаться. Не только мне, но и очень большому количеству людей. С ним в Нижнем Новгороде появилась какая-то надежда, какой-то глоток свежего воздуха.
Немцова назначили губернатором, когда оставалось на две недели топлива, на неделю хлеба. В этой ситуации, когда в коридорах администрации остались только мухи, и у него не было ни людей, ни команды, он решил что-то сделать. На такое не способны те, кто его охаивает. Немцов не был функционером системы, не использовал свое место как наживу, и поэтому он имел независимую волю и пытался что-то изменить как неравнодушный человек.
— Город мог бы быть намного прогрессивнее и интереснее. Мы по-прежнему отдаем все деньги в Москву. Мне не нравится существования всяких АНО в городе, которые существуют по принципу «кормушек». Этого никто даже не скрывает. В них почему-то большие зарплаты из бюджета, но чем они занимаются — непонятно. Всем должен рулить бизнес, а не государство. Я человек, который основой основ считает частную собственность. Но я понимаю частную собственность шире. Это не только мой телефон, который никто не имеет права брать и в который никто не имеет права заходить. Это еще и мое жизненное пространство, мое мнение, мои мысли.
— Да. То, куда я хожу, что я делаю, как я высказываюсь — это мое право, оно принадлежит мне, как и моя частная собственность. Если моя частная собственность нарушает чье-то право на жизнь и здоровье — для этого есть суд и закон. Но если я мирно хочу высказать свою позицию или если я выпускаю книгу, никто не имеет права преследовать и запретить ее публиковать.
— Моя статья 236 УК (нарушение санитарно-эпидемиологических правил) — не тяжелая. Участие возможно, но через пять лет после погашения судимости. Посмотрим.
— Все зависит от времени и от того, насколько это людям сейчас нужно. Я сейчас работаю в другом совершенно статусе и нахожусь под постоянным наблюдением. А это не очень удобно.
— Если я вступлю в «Единую Россию», то думаю, что все пройдет гладко. Но я этого не хочу делать.
— У нас всем рулят администрация и министерство внутренней политики. Сохранять устойчивость системы они могут только тем, что не дают проникать оппозиционным кандидатам. Ну и, конечно, кресла во власти для нынешнего подавляющего большинства — место личных интересов, оставлять они их добровольно не хотят.
— Они не предполагали мощной кампании. Они думали, что все будет как обычно. Но эта вертикальная, ручная, аналоговая система впервые столкнулась с совершенно новым подходом, когда все работает само. Думали, что я наберу 1–2%, а я набрала 34%. Против 45% моей оппонентки от «Единой России» Елены Аржановой. В ходе подсчета голосов было сразу видно, что я опережаю. Они спохватились, потому что этого явно не ожидали. Потом на двух участках у моего конкурента произошел неестественный рост голосов.
На следующий год они решили не рисковать и сняли меня на этапе регистрации. Причиной было письмо известного в городе доносчика. Он попросил проверить меня на экстремизм. Экстремизма за мной не нашли, но на основании этого письма они решили, что мои политические связи не позволяют мне быть кандидатом в депутаты.
— Фальсификация тогда, как мне кажется, на многих участках была выявлена. Вырывали листы из книги избирателей, нагоняли бюджетников. На моем участке председатель избирательной комиссии начала раздеваться. Сказала: «Вот мы закончили, мешок этот опечатали, теперь мне нужно переодеться. Выходите, пожалуйста». Но ей не повезло: там был очень опытный наблюдатель из Москвы, который просто не стал выходить.
— Заявления на участие в выборах подавали 13 независимых кандидатов. Избирком зарегистрировал только шесть.
— Если бы я, будучи единственным оппозиционным кандидатом, все же попала, возможно, это было бы что-то связанное с коммунальной сферой и со строительством. Это ключевые моменты, которые не могут решиться в нынешней системе. Коммунальная сфера существует на честном слове.
— Ливневки и оползни — это больше, чем городское благоустройство. Благоустройство — это про красоту. Там поправить, тут поменять бордюр. Наш город существует с 13 века. Только все забывают о том, что с 13 века он и борется с этими проблемами. Крупные оползни были и в средние века. Из последних мы помним жуткие оползни и селевые потоки на набережной Феодоровского, Зеленском и Похвалинском съездах.
— Да, и она конечно. Посмотрите, сколько было за последнее время оползней. Я прожила в Нижнем Новгороде много лет. Однако за все мое советское детство и юность я таких вещей не помню. А почему? Потому что всегда работала система противооползневой защиты. Работали, в частности, штольни на склонах. А сейчас что с ними — непонятно.
— Когда их ворота стали открытыми. Это произошло после развала СССР. Сменилась правовая система контроля за дренажными работами. Когда эту службу по выполнению противооползневых работ упразднили, контроль за состоянием грунта и склонов перешел в раздел благоустройства. Вот представьте: вы разобрали завалы книг в своей квартире, поставили новые красивые вазы — это благоустройство. Но когда вы сделали ремонт, поменяли сантехнику — это уже совсем другое дело.
— Если меня посадить перед чиновниками, они на голубом глазу будут доказывать, что занимаются всем. В действительности у них нет специалистов, которые могли бы заниматься противооползневыми работами. О чем говорить, если у нас в центре города во время потопов затапливает дома и на улицах просто тонут автомобили? Машин «утопленниц» уже не восстановить и продать очень сложно. Мы могли бы говорить, что это страшный потоп, с которым трудно справиться, если бы были средние века. У нас 21 век на дворе. Чем говорить о том, какой у нас красивый город, лучше давайте посмотрим ему внутрь. Обратим внимание на его здоровье.
— Тут все однозначно. Если ты вступаешь в партию власти, то не сможешь делать ничего вне ее интересов. Вся система, все взаимосвязи, все принципы не дадут возможности там существовать. Ты можешь предложить прекрасные идеи, но ничего не сдвинется. Отработанные механизмы заработают сразу против тебя. В лучшем случае тебя выставят сумасшедшим. В худшем — сделают так, что ты можешь оказаться за решеткой.
Я знаю людей, которые вступали в партию власти не по желанию, а чтобы иметь ресурс и лоббировать свои задачи. Это объяснимо. Они туда из бизнеса пришли. Они могут какому-то спортивному клубу помочь или какому-то одаренному ребенку. Но однажды тебя поставят перед выбором, где ты вынужден будешь голосовать за какие-то аморальные и безнравственные вещи.
— Глобальные цели не имеют смысла, если под ними нет благополучия людей. Во всем должно быть благополучие, забота о жизни людей, о здоровье, о детях, о мире. Ум без человечности ничего не стоит. Порядочность без человечности ничего не стоит. Во всем должна быть человечность. Но когда человек говорит что у него благая цель, нужно понимать, что он все еще человек. Никто не может быть мессией. Поэтому если кто-то говорит, что у него благая цель, это нужно подвергать анализу.