Леонид Сухотерин: Фотографу надо тренировать не технику, а глаз

– Когда вы начали фотографировать?

– Очень давно, если честно, еще в детстве. Мне тогда купили новенький фотоаппарат «Смена-8М». Он производил на свет то, что сейчас называют ломографией. Любой телефон нынешний против того фотоаппарата – это супертехника. То есть первые снимки были сделаны еще в совсем несознательном возрасте – классе в седьмом-восьмом. Именно в этом возрасте, кстати, советская школа ставила ребенка перед первым осознанным выбором: вступать или не вступать в комсомол. Хотя все вступали. Но мы уже тогда жили, как ни странно, – и многие пытаются это замалчивать – в пространстве… не скажу американской, но западной культуры. ABBA и Boney M были официально допущены на советский рынок, «Арабески» и «Чингисхан» распространялись из-под полы. «Машина времени» была официальной группой. Советский Союз изменился по форме. И мы это пусть подсознательно, но чувствовали.

– И для вас фотография стала частью выражения этого мироощущения?

– Можно и так сказать. Я учился в школе № 18, в которую ходили ребята с улиц Генкиной, Белинского, Невзоровых, Ломоносова, Ашхабадской. Это был особенный район, здесь жили специфические люди. Моим соседом по дому, например, был народный художник СССР Леонтий Арапов, на первом этаже жили артисты. Миша Геленков, мой друг, был сыном главного художника горьковского телевидения, того самого, который нарисовал оленя на ТВ-логотипе. Со мной в одном классе училась Эльвира Куклина, которая уже в те годы печаталась в журналах на уровне Советского Союза, она до сих пор пишет потрясающие стихи. У нас в классе не ругались матом, у нас отношения выясняли в стихах. Все это, вся атмосфера располагала. Это то, что оказалось на моих самых первых фотографиях.

– А помните, каким был первый кадр?

– Каким был первый кадр, не скажу, но я вот тут недавно перебирал и сканировал свои сохранившиеся черно-белые пленки и нашел первую серию своих постановочных съемок. Еще со школьных времен. Мы с Мишей Геленковым делали фотографии для майки с трафаретом – Миша знал технологию. Фотографировались в старых наушниках, на фоне белой простыни, кривлялись – это была такая своеобразная попытка трансляции западной культуры. Потом переносили эти фото на майки. Это был такой, скажем так, небольшой бизнес. Потом делали еще фото для обложек пластинок и еще много чего.

– Существуют разные виды фотографии – есть художественная, есть репортажная, а вы отдали предпочтение прикладной. Вам близок именно этот жанр?

– Это было самое начало. Впоследствии я фотографировал в самых разных жанрах, покупал разные фотоаппараты, экспериментировал с цветом, делал коллажи. Но по мере того, как развивалась компьютерная техника, которая предоставляла больше возможностей, я вычленил для себя несколько основополагающих принципов. Так, к примеру, сейчас я фотографирую только телефоном. Я очень долго фотографировал на хороший сложный пленочный фотоаппарат, делал постановочные снимки, потом был цифровой фотоаппарат, потом снова пленочный. Но в конце концов остановился именно на снимках на камеру телефона.

– Для такого решения, несомненно, должно быть веское программное основание. Какое же?

– Видите ли, фотографируя телефоном, я нахожусь в равных условиях со зрителем. Для меня фотография — это визионерство: видеть что-то, чего не видят другие. Видеть что-то, что я хочу донести до других людей, добиться от фотоаппарата, чтобы он увидел то, что вижу я. Я считаю, что мне удалось добиться определенных успехов в этом отношении. В какое-то время я создал моду на фотографирование канализационных люков в своем сегменте Facebook. Потом поменял ее на другой визуальный тренд. Все это крутится вокруг одной простой идеи: мы живем не в природе, мы живем в городе. У него есть свой ритм и цвет, и когда я фотографирую дверь, я пытаюсь рассказать историю, которую я вижу за ней.

– Сейчас вас как фотографа интересует именно город, городские пространства. Расскажите об этом.

– Действительно, я фотографирую двери, люки, вывески, здания. К примеру, существует такое направление в городской фотографии, как «люкография». Направление известно давно, но, кстати, именно я дал ему в свое время определение. Так, в «люкографии» существует минимум три направления. Первое – это фиксация того, как люк сделан, мастерство дизайнера, такие фотографии популярны на Западе. Второе направление связано с контекстом: например, полосы, нанесенные на люке, изменили положение, когда его повернули, или солнце его особенным образом освещает. Это скорее «люкопортрет». И третье направление — это художественная роспись люков. Мы делали нечто такое вместе с союзом художников в Димитровграде, где мастера раскрашивали люки – это «люкография» в качестве преображения. Здесь это разновидность стрит-арта.

– Вот мы и подошли к тем сериям фотографий, которым вы сейчас уделяете больше всего внимания: канализационные люки и входные двери. Это урбанистические символы переходного, пограничного состояния. Как вы пришли к этому?

– Это тонкий вопрос. Дело в том, что в возрасте 13 лет я пошел на работу, «в люди», как говорил Горький. Мне повезло – меня взяли без документов почтальоном. Почтальон не только общается с почтовыми ящиками, журналами, газетами, которые убираются или не убираются в почтовые ящики. Он еще и разносит пенсию. Стучит в дверь, и она открывается, а за ней целый мир, жизнь. Мне в жизни пришлось постучаться в гораздо большее количество дверей, чем случается человеку в среднем. Конечно, я вижу двери другими глазами. Я за дверями чувствую запах, судьбу, прошлое. У меня есть для себя предел – я хочу сфотографировать 100 нижегородских дверей. Причем разных. Так, есть двери, которые были сделаны еще в первой половине XX века – они сейчас умирают, покрытые несколькими слоями облупившейся краски. Есть двери, про которые Егор Летов пел: «Пластмассовый мир победил». Это стекло, пластик. Третья категория – двери корпораций и абсолютно мертвый, казенный металл государственных учреждений. Все это культурные противоречия нашего города. И я хочу сфотографировать их. Сто дверей Нижнего Новгорода.

– Это почти программное высказывание. В этом вы видите свое будущее как фотографа?

– Вы же должны понимать, что это хобби. Я любитель, а не профессионал. Я просто радую своих друзей, получаю оценку от уважаемых мной людей, различного рода визуалистов, московских художников, которые разделяют мой взгляд. Когда я говорю о своем, в кавычках, творческом методе, это все бытовое. Ведь смартфон – это бытовой прибор. И редакторы я тоже использую бытовые, электронные. Мой стиль можно сравнить со стилем раскрашивания анилиновыми красками фотографий в 30-е годы. Хотя, безусловно, эти краски не были родными, но я достаю краски из самой фотографии – они там есть. У меня, к примеру, есть серия фото под названием «Цвет» – это попытка увидеть совмещенные спектральные цвета в тех местах, где мы их вообще не замечаем.

– Итак, мы поговорили о ваших урбанистических фотографиях, фотографиях неодушевленных предметов. А случаются ли на ваших снимках люди?

– Видите ли, лично мое мнение – только пленочный или очень дорогой цифровой фотоаппарат способен передать красоту человека. Бытовая техника на уровне мыльницы или смартфона на это не способна. Они берут цвет и форму, но человеческая душа все же лучше ложиться на пленку. Это искусство серебра.

– Что для вас, как для фотографа-любителя, как вы себя называете, самое важное?

– Главное – тренировать глаз, а не гнаться за техникой. В этом весь фокус.

Галина Курочкина