Posted 20 сентября 2013,, 05:09

Published 20 сентября 2013,, 05:09

Modified 30 октября 2022,, 23:10

Updated 30 октября 2022,, 23:10

Станислав Дмитриевский: "Мы знаем, как спасти старый Нижний!"

20 сентября 2013, 05:09

Чтобы срочно спасти историческую часть города, которой угрожают застройщики, общественности нужно создать свою «добрую машину по защите памятников истории и культуры», противостоящую бульдозеру власти. Так считает правозащитник Станислав Дмитриевский. Он и его друзья инициируют кампанию по сбору средств, которые пойдут на организацию системной работы по защите старого Нижнего. Подобная инициатива предлагается впервые в Нижнем Новгороде.

— Если говорить об отношении к архитектурному наследию, то во всем мире принцип таков: должны быть сохранены не просто изолированные, «штучные» памятники, а градостроительные ансамбли: живая ткань исторического поселения, включающая элементы планировки, типичной для своего времени массовой застройки, пространственно-видовые связи, исторически сложившийся ландшафт и так далее. Этот так называемый «средовой подход» укрепился в Европе в 50–60 годы прошлого века, после того как там начали восстанавливать города, разрушенные бомбардировками Второй мировой войны. Сейчас это «общее место», правило, прописанное в любом отечественном учебнике по градостроительству и реставрации, так же как и вф законе «Об объектах культурного наследия».

Но у нас власти этого либо не понимают, либо делают вид, что не понимают. На данный момент происходит тотальное уничтожение ансамбля исторического Нижнего, и я считаю, что мы стремительно приближаемся к точке невозврата. Если этот процесс продолжится еще пять-семь лет, то старый Нижний перестанет существовать — он останется только на этикетках одноименной водки и старых фотографиях.

— Но у нас много говорят о старом Нижнем, объявили даже год культуры.

— Есть отдельные объекты, которыми власть гордится и всем показывает — впрочем, до тех пор, пока они не начнут мешать чьим-либо бизнес-планам. Такой своеобразны бизнес-патриотизм... До недавнего времени очень любим был Щелковский хутор, однако оказалось, что там очень дорогая земля, которая хороша под застройку, и вот теперь запущен механизм ползучей ликвидации этого музея. Также раньше власти очень гордились музеем нижегородской интеллигенции — как единственным такого рода музеем в России, но он попал под сорокинские планы по расширению дороги, и музей оказался приговорен. Еще раньше незаконно сняли с охраны и снесли стоявший неподалеку дом Чеботарева, который двенадцать лет был в списках памятников архитектуры. Знаменитым постановлением правительства Нижегородской области № 78 от 8 февраля 2011 года статуса охраняемых государством объектов было лишено 76 зданий и сооружений — тех, что оказались на пути личного обогащения застройщиков и аффилированных с ними чиновников. Хотя в законе ясно сформулирован принцип «презумпции сохранности объекта культурного наследия при любой намечаемой хозяйственной деятельности»...

Если еще какое-то время этот процесс продолжится, центр города будет представлять собой отдельные памятники, иногда действительно отреставрированные жемчужины, в окружении унылой сорокинской застройки: автомобильных развязок, торговых центров, домов без зелени, без дворов, без подземных автостоянок, с машинами на газонах. Временщики стараются заработать на дорогой городской земле, извлекая из нее максимальную прибыль с минимальными расходами и в минимальные сроки. И город постепенно превращается в трущобы.

Я видел подобное в Англии, в столице Йоркширского графства — Шеффилде. Мне показывали район города, построенный в границах исторической территории. Очень плотная застройка — 9–12 этажей, фактически без дворов, чтобы максимально эффективно использовать землю и получить как можно больше прибыли.
Квартал был задуман как суперкомфортабельный: там, в отличие от наших домов, были подземные автостоянки, квартиры свободной планировки (тогда это было в новинку). В начале 70-х этот проект получил европейскую премию, но жить там оказалось невозможно. Сейчас там обитают в основном нелегалы, наркоманы и проститутки. Дома представляют жалкое зрелище: они когда-то были яркими, а сейчас все в черных пятнах, то тут, то там по пьяному делу вспыхивают пожары. И сейчас этот квартал сносят, оставляют лишь один дом как памятник эпохи.

Мы к этому придем лет через десять-пятнадцать. Уже сейчас нижегородцы побогаче в городе не живут — стараются купить маленькую квартирку в центре и построить большой дом за городом, где проживает их семья и дети, где много зелени, воздуха и солнца. Процесс оттока состоятельных граждан и замена их маргинализированными слоями будет только усиливаться — по мере неизбежного падения цены на землю в убиваемой таким подходом центральной части. Застройщики сами пилят сук, только не под собой (сами они предпочитают жить в виллах на Лазурном берегу), а под нами.

— То есть вы считаете, что власти молча поддерживают разрушение исторических памятников?

— Если бы молча и если бы только отдельных памятников... Если все пойдет по шеффилдскому сценарию, земля в центре будет дешеветь, но к тому времени они выжмут из нее все что можно для постройки себе еще нескольких заграничных вилл. Они этого и не скрывают. Когда ломали дом 126 на Ильинке, один из руководителей подрядчиков (москвич) говорил в приватной беседе прямо: "Мы в этой стране жить не собираемся. А то, что ваши чиновники продажные и мы их покупаем — так это ваши проблемы".
В результате действий этих людей город гибнет не только как объект культурного наследия, но и в социальном и экономическом плане. У всех на устах термин «устойчивое развитие» — он предполагает развитие территории в интересах как настоящего, так и будущих поколений. Но уже поколение моей младшей дочери, которая сейчас в седьмой класс ходит, если они не уедут, обречены жить в трущобе, в которую стремительно превращают городской центр.

— А есть ли какие-то способы остановить этот процесс?

— При нынешнем режиме эту проблему глобально решить невозможно. Это государственная политика — хищническое освоение территории людьми, которые хранят свои капиталы за рубежом, учат своих детей за границей и с этой страной свою будущую судьбу не связывают. Но мы, нижегородцы, не можем просто сложить руки и ждать наступления «великой антикриминальной революции». Я верю, что российский народ сможет вернуть власть в свои руки... Вот только мой город может до этого дня и не дожить. Поэтому необходимо действовать здесь и сейчас в рамках тех правовых и гражданских возможностей, которые существуют. Они есть, хотя государство у нас сейчас совсем не правовое, и нужно трезво отдавать себе отчет: суда у нас независимого по большому счету нет, правоохранительных органов нет, органы охраны памятников в регионе в основном заняты легитимацией разрушения этих самых памятников. Но какие-то механизмы со скрипом, но все-таки работают. А за неимением автопогрузчика лучше использовать ржавую лебедку, чем сидеть сложа руки и сетовать: «Ах, от нас ничего не зависит!»

Ситуация, если описывать ее в рамках законодательства об охране объектов культурного наследия, следующая. У нас в городе (даже если рассуждать в рамках «штучного» подхода) существует огромное количество зданий и сооружений, объективно обладающих всеми признаками, необходимыми и достаточными для того, чтобы их признали охраняемыми объектами культурного наследия. Поэтому во избежание их гибели местное самоуправление и администрация согласно этому закону должны эти объекты выявлять, регистрировать и ставить на государственную охрану. А общественность должна им в этом помогать.

Когда в начале «лихих 90-х» я работал в администрации (тогда уполномоченный орган назывался комитетом по охране памятников истории и культуры), примерно так дела и обстояли. Комитетом руководила Наталья Николаевна Бахарева. Она нам говорила: предлагайте, работайте в архиве, вносите в списки здания, которые, на ваш взгляд, достойны сохранения. В тот период было выявлено огромное количество объектов культурного наследия. Не было денег, не было толковой законодательной базы, но было понимание, что надо делать.

Сейчас все происходит с точностью до наоборот. Почти 80% объектов, выявленных в тот период, но которые не успели внести в Единый государственный реестр, были лишены охраняемого статуса. Возникла новая политика: памятников слишком много, надо бы «проредить». Была полностью прекращена работа по выявлению новых объектов — наоборот, их число старались всячески сократить, так как они мешали совместным бизнес-планам застройщиков и чиновников.

— Но какие-то правовые механизмы все-таки есть?

— Конечно. В 2010 году были приняты все подзаконные акты к закону «Об объектах культурного наследия народов Российской Федерации» (мы ждали этого аж восемь лет). Теперь в правовом поле существует понятие «государственная историко-культурная экспертиза». Прописана процедура этой экспертизы, кто может ее проводить и в каком порядке она рассматривается государственными органами. С момента подачи экспертизы в госорган объект становится выявленным памятником и охраняется государством на общих основаниях вплоть до принятия областным правительством решения о его включении либо невключении в государственный реестр. То есть предусмотрена та же уголовная ответственность за его разрушение, повреждение и так далее. И мы этот механизм стали использовать.


Проблема, однако, в том, что этот госорган (управление государственной охраны объектов культурного наследия Нижегородской области) у нас сейчас удивительно лоялен крупному строительному бизнесу. Не говоря уже о воинствующем бескультурье: его руководитель Владимир Хохлов, бывший лесоруб, не понимает, чем отличается памятник истории от памятника архитектуры, барокко от конструктивизма, а капитель от фронтона.

— А каким образом он препятствует вам защищать город?

— Механика в целом такова. К примеру, получая акт государственного эксперта Ирины Агафоновой (на данный момент, наверное, самого известного архитектора-реставратора в городе), Хохлов собирает своих подчиненных специалистов. Я когда-то с ними начинал работать, многие из них очень грамотные люди, даже диссертации кое-кто защитил. Но они в какой-то момент предали дело своей жизни. Когда-то у них горели глаза, хотя работали мы за нищенскую зарплату. Теперь они идут по улице с потухшим взором и глаза отворачивают... Но у них очень приличный заработок, кто-то хочет досидеть до пенсии, кто-то оправдывает, что без него будет еще хуже. И вот они, эти спецы, по заданию своего шефа начинают, так сказать, вылавливать в экспертизе блох.

Дело в том, что к любой научной работе всегда можно написать замечания. Например, когда я в бытность свою археологом получал открытый лист на право ведения раскопок, я отправлял ежегодные отчеты в институт археологии. И ни разу не было случая, чтобы не было к ним мелких замечаний — и у докторов наук они есть всегда (иначе никто рецензенту и гонорара не заплатит). Причем иногда вообще до смешного доходило: например, как-то мне попеняли, что на чертеже погребений человеческие останки прорисованы слишком условно. На следующий год я нанял на чертежку хорошего художника — и тогда упрекнули, что скелеты «слишком реалистичны». Разумеется, наличие этих небольших недостатков не означает, что работа проведена с нарушением методики или принципов. То же самое и в любой другой научной деятельности — не ошибается только тот, кто ничего не делает.

Так вот, если у госоргана есть подобного рода замечания к экспертизе, то они в соответствии с законом должны направить их эксперту, и тот в течении какого-то времени должен их устранить. Или, если между экспертом и госорганом возникают какие-то разногласия (например, в интерпретации архивных документов), они эти разногласия обсуждают и утрясают, возможно с привлечением иных специалистов. То есть предусмотрена для этих случаев такая нормальная рабочая процедура. Экспертиза не может быть принята только в одном случае — если нарушены фундаментальные принципы: достоверности представленных данных, научной обоснованности и так далее. В таком случае под вопрос ставится сама компетентность аттестованного эксперта.

И вот Хохлов и его подручные занимаются следующим: они выискивают мелкие недостатки (а если их нет, то придумывают) и объявляют их этими самыми фундаментальными нарушениями. Например, в архивных документах существует разногласие по поводу того, к какому сословию принадлежала владелица дома № 126 по ул. Ильинской. В проектных чертежах она числится «купеческой женой», а в окладных книгах (реестрах налогооблагаемого имущества) ее еще несколько лет по инерции пишут мещанкой, каковой она действительно была в девичестве. В своем акте экспертного исследования Агафонова называет дом «особняком купчихи Л. Гузеевой», а специалисты Хохлова, ссылаясь на другие документы, говорят, что она была мещанкой.
Налицо мелкое противоречие, которое никак не влияет на оценку художественных достоинств памятника архитектуры и которое можно обсудить с экспертом в рабочем порядке. Но это если твоя цель — выполнять закон и защищать памятник. А у Хохлова цель другая — помочь поскорее раскатать его бульдозером, построить на его месте семиэтажку и начать продавать квартиры. Поэтому он Агафоновой пишет: ваши данные недостоверны, вы нас ввели в заблуждение, нарушили принцип научной обоснованности, так что экспертизу вашу мы принять никак не можем.

И дальше Хохлов за бюджетный счет (то есть за наш в вами) заказывает повторную экспертизу. Ее проводит специалист из Саратова, и выводы в ней те, что нужны Хохлову. И на этом основании правительство области отказывается включить дом в государственный реестр, а застройщик со спокойной душой на День знаний разрушает его бульдозером. Кстати, сколько наших денег потрачено на саратовского специалиста, ни нам, ни даже депутатам узнать не удается — государственная тайна!

— А суды? Вы же пробовали доказать свою правоту в судах.

— Суд первой инстанции мы выиграли — вот почему вандалы так долго не могли приступить к сносу. Но когда мы проходили апелляцию, областной суд сказал примерно следующее: мы уважаем мнение всех экспертов, но не будем разбираться, памятник это объективно или нет. Это прерогатива органов культуры. Хохлов имел формальное право отклонить экспертизу, значит, все законно. Я говорю: давайте назначим третью, судебную экспертизу — комиссионную, с привлечением специалистов федерального уровня. Мы были готовы ее оплатить. Но суд отказал в нашем ходатайстве, хотя это обычная практика — если в деле имеются два противоречащих друг другу экспертных заключения, назначается судебная экспертиза.

Таким образом, в Нижегородской области бывший лесоруб объявлен крайним судьей по искусствоведческим вопросам. Я считаю, что это прямое следствие давления на судебные органы. Потому что я прекрасно знаю судью Самарцеву, которая возглавляла коллегию, — это очень грамотный юрист. Я не думаю, что она не понимает разницу между процессуальными вопросами и материальным правом, существом вопроса. И возникает вопрос: как бороться дальше?

— Действительно, что делать?

— Наши права на благоприятную окружающую среду нарушаются чиновниками в их рабочее время и за казенный счет. Мы, как правило, пытаемся их восстановить в свое свободное время и из собственных средств. Конечно, при таком раскладе силы заведомо неравны. И я считаю: чтобы противостоять этому «катку», мы должны создать свою «добрую машину» (как любит выражаться Алексей Навальный) охраны и защиты культурного наследия. Если государственное управление охраны памятников занимается их уничтожением — давайте создадим свое, «народное», «гражданское», неправительственное управление. Некую общественную структуру, на которую будут работать лучшие в стране специалисты, эксперты с федеральным и мировым уровнем, которых местным лесорубам обвинить в некомпетентности будет просто невозможно. Разумеется, такая затея стоит немалых денег. Но необходимое финансирование вполне может складываться из пожертвований нижегородцев, которым небезразлична судьба нашего города. У нас не самый бедный мегаполис, есть немало состоятельных людей, которые любят Нижний, с ним связывают свое будущее, которые хотят сберечь его для своих детей и внуков.

Думаю, это изменит ситуацию. На данный момент мы за гроши силами всего двух нижегородских экспертов провели исследование нескольких зданий. Давайте признаем это честно — данные эксперты тоже в определенной степени зависимы от местных властей (через заказы проектов реставрации, например) и не всегда готовы идти на жесткую конфронтацию. И тем не менее мы вот уже на полгода остановили на Ильинке годами отлаженный конвейер по разрушению исторической среды.

Если же нам удастся привлечь экспертов федерального и международного уровня и поставить высококачественную работу по выявлению памятников историко-культурного наследия «на поток», как и подготовку проектов охранных зон, если мы силами этих экспертов будем вытаскивать эти конфликтные ситуации в федеральное Министерство культуры в Москву, на федеральный экспертный совет — мы сможем переломить ситуацию в пользу города. Но для этого, повторяю, нужна систематическая работа — никакие отдельные акции и локальные экспертные исследования глобально проблемы не решат, хотя и могут подпортить нервы коррупционерам.

— С чего можно начать эту работу?

— Идея заключается в том, чтобы объявить сбор средств на привлечение таких экспертов. Рыночная цена экспертизы одного объекта составляет не меньше 30 тысяч рублей. Как правило, специалисты, с которыми мы работаем, — патриоты своей страны и культуры и часто приходят на помощь даром. Но, повторюсь, организовать систематическую работу на одном энтузиазме невозможно. Поэтому мы сейчас обсуждаем с группой известных (в области культуры, науки и бизнеса) нижегородцев эту инициативу. Они выступят с призывом к сбору средств и сами осуществят первые взносы. Они сформируют наблюдательный совет, который будет следить за целевым расходованием средств. И мы будем стараться привлечь к выявлению нижегородских памятников и постановке их на охрану самых известных экспертов федерального и международного уровня. Так что обещаю — коррупционерам здесь скоро придется очень несладко.
В нашей практике уже есть интересный случай. Мы подали экспертизу по трем домам Ильинки. Экспертом выступила Екатерина Антоновна Шорбан, кандидат искусствоведения, ведущий научный сотрудник Института искусствознания Министерства культуры РФ. И я знаю, что сейчас Хохлов мечется по городу и предлагает различным экспертам — причем ищет остепененных — написать контрэкспертизу. По слухам, ни одного иуды пока не нашлось. А деньги предлагались наверняка немалые.

И это только начало. Если каждый месяц хотя бы по десятку таких экспертиз будет ложиться ему на стол, и по каждому объекту — правовое сопровождение, обжалование всех незаконных решений, жалобы в Минкульт, думаю, конвейер уничтожения остановится.

Существуют и более интересные и неприятные для варваров юридические ходы, но я их пока оглашать не буду. Причем эти механизмы не завязаны лично на мне, так что со мной можно сделать все что угодно: убить, искалечить — это уже ничего не изменит. Вопрос сейчас только в средствах.

Также у нас есть интересные бизнес-предложения, как сохранять историческую среду, вести на основах самоокупаемости ее реставрацию. По этому поводу существует грандиозный зарубежный и международный опыт. Мы намерены его внедрять и обсуждать с властями (мы всегда открыты для диалога), но для того, чтобы сделать этот процесс массовым и повсеместным, нужен в первую очередь общественный отклик.

А предварительная договоренность о работе с экспертами очень высокого уровня у нас уже есть. Теперь дело за нижегородцами.

Беседовала Александра Елина

"