РОССИЯ. XXI ВЕК. РАННЕЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

Кризис национальной идентификации, о котором в последние годы так много сказано, проявляется отнюдь не в масштабных массовых мистериях, напоминающих полотна Брюллова. Он проявляется в незначительных деталях, в мелочах, в обыденном. Иллюстрацией к этому является разговор, свидетелем которого я случайно стал несколько лет назад. Случилось это в бытность Сергея Кириенко полпредом президента в ПФО. Был объезд Ильинской слободы, и внушительная делегация чиновников в сопровождении прессы передвигалась от храма к храму. Журналисты, нагруженные аппаратурой, как всегда, немного отставали и суматошно метались в поисках быстро исчезающей власти. И вот на паперти одной из церквей я услышал диалог двух юных репортеров:

— Где они? Только что здесь были!

— Все, уже в другую церковь поехали.

— В какую?

— Джон Мироносиц.

Казалось бы, в данной ситуации, многое можно списать на возраст и на расплющенное глобальным катком вестернизации сознание юного поколения, но дело не только в возрасте. В прошлом году я стал очевидцем не менее трогательного эпизода актуальной отечественной истории. В Нижегородском кремле, перед памятником основателям города князю Юрию Всеволодовичу и святителю Симону, остановились две дамы:

— Кому этот памятник?

— Минину и Пожарскому. Пойдем дальше, там еще танк стоит.

Я не пошел за ними, и не потому, что боялся услышать историю о том, как этот танк первым ворвался в Китай-город, давя на своем пути польскую шляхту, а потому, что сам был не совсем уверен в том, что отечественная, да и вообще история складывалась как-то по-другому. Задуматься об этом меня заставил случай, который произошел за год до того. В тихих затемненных залах венской «Сокровищницы Габсбургов», стоя перед одной из витрин, я также случайно услышал диалог двух соотечественниц. Говорили они по-русски, полагая, что находящиеся рядом их не понимают:

— Что это?

— Зуб Иоанна Крестителя.

— А кто это?

— Да ты что. Это тот, который Русь крестил!

Я не стал грубо вмешиваться в их представления об истории, рассудив, что замена одного мифа другим может нанести тяжкую травму их сознанию, и еще не факт, что вживление пройдет гладко, а сознание не окажется полностью зачищенным от какого-либо миропонимания вообще.

Дело в том, что процесс ремифологизации (когда одни мифы уже не действуют, а другие еще не действуют) сопровождается длительным посттравматическим синдромом массового сознания, которое при этом неизбежно маргинализуется. Иногда это может длиться веками. Примерно так этот процесс протекал в период раннего Средневековья, когда «кумирические» боги делили в сознании человека кров и стол с новыми христианскими святыми. Человек, оказавшийся на перепутье истории, на всякий случай приносил молитвы одним и жертвы другим. И это хоть как-то помогало ему собрать воедино рассыпающуюся картину мира. Излишне говорить, что это был несчастный человек.

Нечто очень похожее происходит и теперь. Поэтому стоит ли удивляться тому, что одни и те же лица произносят панегирики в честь Дня народного единства и в честь празднования 95-летия комсомола. Стоит ли упрекать их в том, что они маргиналы? Стоит ли требовать от них того, что они просто не в состоянии осознать? Вряд ли! В конце концов, они тоже заложники времени. Времени раннего Средневековья.

Евгений Семенов, политолог