Posted 4 апреля 2009,, 11:04

Published 4 апреля 2009,, 11:04

Modified 12 ноября 2022,, 16:17

Updated 12 ноября 2022,, 16:17

Шансонье поневоле

4 апреля 2009, 11:04
Немецкий журналист Карстен Пакайзер опубликовал свои новые впечатления о России. Прокуренные пивнушки, мужчины в тренировочных штанах, вытянутых на коленях, блатные песни в маршрутках и «Владимирский централ» в качестве мелодии мобильника у каждого второго. «Владимирский централ, ветер северный», – прокуренным тенором подпевает старому приемнику Дмитрий, водитель маршрутного такси. Рабочий день – с пяти утра: сначала на заправку, потом на «конечку», за первыми пассажирами. Рано утром, да еще в минус 30, никому и дела нет, на какой там любимой волне включен приемник у шефа. «Я практически все песни на «Шансоне» знаю, и если пошло что-то неприличное, переключаю на другое радио» - по понятиям Дмитрия, это – верх гуманизма и человеколюбия. Кто рулит – тот и заказывает музыку. Дмитрию нравится такая: «Это ж про жизнь нашу. Как живем – то и поем». Такой песне, пожалуй, не позавидуешь. Нецензурная лексика и уголовная тематика – неприличными не считаются. Термин «блатняк» вообще воспринимается как личное оскорбление исполнителю. Российские музыкальные критика придумали этому направлению в музыке другое, политкорректное, название – «русский шансон». Шансон – слово красивое и иностранное, в переводе с французского – «дворовые песни». Дворовые песни в России совсем о другом: о «мусорах», о бараках, об этапах, о неверных подругах. То ли дворы от парижских сильно отличаются, то ли менталитет их жителей. Русская народная мудрость гласит: от сумы, тюрьмы и шансона не зарекайся. Говорят, шансон – это не песни, это состояние души. Такое состояние, когда ничего сделать не можешь, только запеть. Салим Лигидов запел, только когда сам на зоне оказался. В Мулинский дисциплинарный батальон попал, отслужив всего 2 месяца. За неуставные отношения в армии. В солдатской тюрьме атмосфера далеко не творческая. Положено подворотничку на миллиметр выступать – проверят по линейке. Снег с плаца свозят в прямоугольные сугробы – так положено. На сцене тюремного клуба Салим поет в ансамбле. Что-то вроде «Лесоповала»- проект майора по воспитательной работе. Что видят, то и поют: конвоиры, нары, дисбат. Шансонье поневоле. Здесь царит вкусовщина. «Песни о жизни» нравятся начальству и заключенным. «В них смысла много. До самого сердца пробирает, - рассказывает Салим. – Не то, что попса. Поют, сами не знают что». Салим поет о свободе. Не о той, что снаружи. О той, что внутри. Владимир Волжский – звезда тюремного шансона. За колючей проволокой – 20 лет в сорока лагерях. Сидел за разные преступления: кражу, разбой, хулиганство. Блатная жизнь – единственный источник его вдохновения. А о чем еще петь, если не о жизни? На зоне он записал уже четыре профессиональных сольных альбома. Не раз выходил в финал конкурса для заключенных «Калина красная». На официальном сайте конкурса Волжского ставят в пример: идет человек к своей цели – выиграть. Главный приз победителю – досрочное освобождение с испытательным сроком. На свободе Владимира наверняка ждет карьера – если с продюсером повезет. Гонорары от альбомов, гастроли по городам – воровская романтика поставлена на коммерческие рельсы. У исполнителей шансона поклонников море, сочувствующих - и того больше. Интеллигенты, рабочие, рыночные торговцы, студенты. Спрос на тюремную культуру растет. Кафе и рестораны конкурируют за музыкантов. Шансонье платят больше, чем эстрадникам. У них, говорят, неповторимый шарм. Шарм Ярослава Лапцева – в голосе с хрипотцой. Прилично одетый молодой человек (сразу видно: на зоне ни разу не был) играет на клавишных, поет Шуфутинского, Круга, Трофима. Заплатите, споет и Мурку. Хоть пять раз подряд, но это дороже. Чтоб петь в ресторане, делится секретами Ярослав, не обязательно даже знать наизусть тексты. Достаточно пару хитов: «Владимирский централ» и «Гоп-стоп» - их обязательно заказывают каждый вечер. Остальное можно по шпаргалкам. У Ярослава таких рукописей целая тетрадь. Шансоном сыт по горло, зато сыт. И не хлебом единым. Ярославу, выпускнику консерватории по классу фортепиано, может, и хотелось бы петь джаз, но джаз еще ни разу никто не просил. Музыкант вздыхает: «Какая жизнь – такие и песни».
Немецкий журналист Карстен Пакайзер опубликовал свои новые впечатления о России. Прокуренные пивнушки, мужчины в тренировочных штанах, вытянутых на коленях, блатные песни в маршрутках и «Владимирский централ» в качестве мелодии мобильника у каждого второго.
«Владимирский централ, ветер северный», – прокуренным тенором подпевает старому приемнику Дмитрий, водитель маршрутного такси. Рабочий день – с пяти утра: сначала на заправку, потом на «конечку», за первыми пассажирами. Рано утром, да еще в минус 30, никому и дела нет, на какой там любимой волне включен приемник у шефа.
«Я практически все песни на «Шансоне» знаю, и если пошло что-то неприличное, переключаю на другое радио» - по понятиям Дмитрия, это – верх гуманизма и человеколюбия. Кто рулит – тот и заказывает музыку. Дмитрию нравится такая: «Это ж про жизнь нашу. Как живем – то и поем». Такой песне, пожалуй, не позавидуешь.
Нецензурная лексика и уголовная тематика – неприличными не считаются. Термин «блатняк» вообще воспринимается как личное оскорбление исполнителю. Российские музыкальные критика придумали этому направлению в музыке другое, политкорректное, название – «русский шансон».
Шансон – слово красивое и иностранное, в переводе с французского – «дворовые песни». Дворовые песни в России совсем о другом: о «мусорах», о бараках, об этапах, о неверных подругах. То ли дворы от парижских сильно отличаются, то ли менталитет их жителей. Русская народная мудрость гласит: от сумы, тюрьмы и шансона не зарекайся. Говорят, шансон – это не песни, это состояние души. Такое состояние, когда ничего сделать не можешь, только запеть.
Салим Лигидов запел, только когда сам на зоне оказался. В Мулинский дисциплинарный батальон попал, отслужив всего 2 месяца. За неуставные отношения в армии. В солдатской тюрьме атмосфера далеко не творческая. Положено подворотничку на миллиметр выступать – проверят по линейке. Снег с плаца свозят в прямоугольные сугробы – так положено.
На сцене тюремного клуба Салим поет в ансамбле. Что-то вроде «Лесоповала»- проект майора по воспитательной работе. Что видят, то и поют: конвоиры, нары, дисбат. Шансонье поневоле. Здесь царит вкусовщина. «Песни о жизни» нравятся начальству и заключенным. «В них смысла много. До самого сердца пробирает, - рассказывает Салим. – Не то, что попса. Поют, сами не знают что». Салим поет о свободе. Не о той, что снаружи. О той, что внутри.
Владимир Волжский – звезда тюремного шансона. За колючей проволокой – 20 лет в сорока лагерях. Сидел за разные преступления: кражу, разбой, хулиганство. Блатная жизнь – единственный источник его вдохновения. А о чем еще петь, если не о жизни? На зоне он записал уже четыре профессиональных сольных альбома. Не раз выходил в финал конкурса для заключенных «Калина красная». На официальном сайте конкурса Волжского ставят в пример: идет человек к своей цели – выиграть. Главный приз победителю – досрочное освобождение с испытательным сроком.  
На свободе Владимира наверняка ждет карьера – если с продюсером повезет. Гонорары от альбомов, гастроли по городам – воровская романтика поставлена на коммерческие рельсы. У исполнителей шансона поклонников море, сочувствующих - и того больше. Интеллигенты, рабочие, рыночные торговцы, студенты. Спрос на тюремную  культуру растет. Кафе и рестораны конкурируют за музыкантов. Шансонье платят больше, чем эстрадникам. У них, говорят, неповторимый шарм.
Шарм Ярослава Лапцева – в голосе с хрипотцой. Прилично одетый молодой человек (сразу видно: на зоне ни разу не был) играет на клавишных, поет Шуфутинского, Круга, Трофима. Заплатите, споет и Мурку. Хоть пять раз подряд, но это дороже.
Чтоб петь в ресторане, делится секретами Ярослав, не обязательно даже знать наизусть тексты. Достаточно пару хитов: «Владимирский централ» и «Гоп-стоп» - их обязательно заказывают каждый вечер. Остальное можно по шпаргалкам. У Ярослава таких рукописей целая тетрадь. Шансоном сыт по горло, зато сыт. И не хлебом единым.
Ярославу, выпускнику консерватории по классу фортепиано, может, и хотелось бы петь джаз, но джаз еще ни разу никто не просил. Музыкант вздыхает: «Какая жизнь – такие и песни».
"