Сергей Шухрин — о потерявшихся навсегда, тратах на поиски и вертолете Никитина

— Сергей, помните свои первые поиски?

— После возникновения идеи создания ПСО «Волонтер» я записался в единственный отряд, который был на тот момент в стране — московский «ЛизаАлерт». В течение двух дней обучался, участвовал в поисках. Через месяц после возвращения в Нижний Новгород у нас появились заявки. Первый поиск «Волонтера» был в Сосновском районе — нас было двое и сотрудник МЧС. Но буквально через неделю в Семеновских лесах пропала 9-летняя Настя Белобородько. Тогда это был первый полномасштабный поиск, в котором участвовали более 200 человек.

— Наверно, самый ценный ресурс в поисках — это люди. Расскажите, много ли у вас в отряде добровольцев и волонтеров?

— Добровольцами мы называем всех людей, которые хотят участвовать в поисках. Волонтеры — это постоянные участники, которые все знают и могут других научить. Один волонтер способен организовать 20-30 добровольцев. Сейчас порядка 600 человек — это актив, на который можно рассчитывать на постоянной основе, и порядка девяти тысяч человек добровольцев.

Считается, что в среднем время выгорания волонтера составляет два года.

— А сколько в среднем требуется людей на одни поиски и сколько приезжает?

— Опыт показывает, что людей не хватает всегда. Если потерялся ребенок, красивая студентка или это выходной день, то приедет много людей. А если пропала бабушка в рабочий день где-нибудь в Воскресенском районе, может так случиться, что никто не приедет.

Если человек, например, ушел в лес три часа назад, то достаточно 10-20 человек. А если потерялся более пяти часов назад, то в геометрической прогрессии растет район поиска и количество нужных людей. В таких случаях пытаемся заменить их техникой, собаками и дронами.

— Вы занимаетесь поиском людей уже больше 10 лет. С какими трудностями приходится сталкиваться? Какую роль в поисках играют правоохранительные органы, и как вы с ними взаимодействуете?

— Первая трудность — работа с людьми. Большинство волонтеров люди неординарные, творческие. Порой им бывает сложно взаимодействовать между собой. Вторая проблема — взаимодействие с органами, потому что поиск людей находится на стыке полиции и МЧС, а есть еще единая дежурно-диспетчерская служба (ЕДДС), администрации. Вообще, при любом мероприятии, взаимодействие - это самое сложное.

Много лет назад нами были заключены соглашения о сотрудничестве с полицией, МЧС и СК. Но не всегда то, что написано на бумаге, срабатывает. Часто у ведомств нет необходимых человеческих и технических ресурсов, необходимых компетенций. Например, полиция не может держать в запасе 100 человек, чтобы выезжать в лес и искать грибников.

Третья – финансовый вопрос. Поиски – довольно затратное мероприятие. Волонтеры тратят собственные деньги на батарейки, бензин, снаряжение и прочее.

— Какие поиски вызвали самые сильные эмоции?

—Пропал 20-летний парень с диабетом. Полиция заявку нам не передала, родителям наш номер не сообщила. Хотя в алгоритме взаимодействия указано, что при приеме заявки полиция сообщает заявителям телефон волонтеров. На третьи сутки парня нашли погибшим в городе рядом с заправкой. Причем у него долго работал телефон, но и это не помогло. Это очень обидно.

Еще одна история, которая прошла мимо нас, случилась зимой. В пригороде в лесу заблудился молодой мужчина. В полуботинках и в легкой куртке, вышел из гостей. 12 часов он находился на связи со службой «112». Парня случайно нашел лыжник, вывел его из леса, но закончилось все ампутацией части ступней.

Но, в первую очередь, запомнились удачные масштабные поиски Ярослава Балуева в Керженце, Зарины Авгоновой в Степановке.

— Что вы делаете, если не находите человека ни живым, ни мертвым?

— Нет сроков по поиску. Ориентировки висят в соцсетях. Любая новая информация обязательно проверяется.

— В каких случаях поиски возобновляются спустя годы?

— Если во время следствия выясняются какие-то новые факты, то мы выезжаем и помогаем их проверять. У нас нет возможности самим инициировать такие поиски, потому что поступают заявки на спасение живых людей, которые здесь и сейчас ушли, например, в лес.

Была история, когда спустя год поисков нашлась женщина. Про себя она ничего не помнила и оказалась в приюте. Ориентировку увидела медсестра и связалась с нами.

— Планируется ли возобновлять поиски Маши Ложкаревой и Маши Люлиной, которые пропали в августе 2018 года?

— За эти годы мы неоднократно выезжали на их поиски, по просьбе Следственного комитета каждый год весной или осенью отрабатываем отдельные участки.

— Сколько человек пропало в 2021 году?

— В прошлом году нам поступили 1829 заявок. Найдены живыми — 1222 человека, погибшими — 91 человек. Но мы получаем не все заявки по области. По данным правоохранительных органов было порядка 6-7 тысяч обращений об исчезновении людей.

Примерно 10% пропавших не находится никогда. По итогам прошлого года, не найдены 422 нижегородца.

— А сколько детей среди пропавших?

— К счастью, процент пропавших детей небольшой. Это порядка 10-20% от общего количества, учитывая подростков. Пропадают и погибают чаще всего люди среднего возраста и пенсионеры.

— В Нижегородской области есть несколько подростков-рецидивистов, которые постоянно уходят из дома. Что ими движет? И помогаете ли вы таким подросткам?

— У них миллионы причин — начиная от разбитого телефона и заканчивая желанием посмотреть мир. Конечно, во главе стоят проблемы с учебой, друзьями, родителями. Уходя из дома, подростки пытаются избежать наказания, самоутвердится или что-то доказать взрослым.

В случаях с такими подростками подключается инспекция по делам несовершеннолетних. Так как это не наш профиль, мы даем родителям телефоны психологов. Хотя было несколько подростков, над которыми мы брали шефство.

— Получаете ли вы поддержку от нижегородских властей?

— Получаем финансовую поддержку, если удается выиграть грант. В плане информационной поддержки — есть несколько каналов, которые публикуют наши материалы. Но есть много информационных каналов, которые вообще не используются. Например, социальная реклама, под которую отводится 5% времени. Но она заканчивается быстро — когда лимиты забирает налоговая служба, пенсионный фонд или кто-то другой. Соответственно, приходится устраивать танцы с бубнами, чтобы опубликовать информацию или ролик.

Но на сегодняшний день есть большой прорыв — правительство Нижегородской области и губернатор поддержали проект создания ресурсного центра комплексной безопасности населения, который бы взял на себя функции обучения по единому стандарту, обеспечения техникой и снаряжением, организации взаимодействия. Распоряжение уже подписано, выделены средства на строительство центра. По стране таких примеров нет, наш центр будет пилотным проектом.

— Сколько средств уходит на одни поиски в среднем? Какие поиски были самые дорогие в финансовом плане?

— Порядка 40 тысяч рублей тратится на выезд 20 человек на поиск в радиусе 100 км. Во время резонансных поисков, когда приходится работать несколько суток, возникают проблемы с бензином и питанием. Но в последнее время финансами активно помогают жители. Из последних самыми дорогими оказались поиски 5-летней Зарины в Вознесенском районе. Было привлечено много людей, в том числе из других регионов. Некоторые прилетали на своих вертолетах, приезжали на своих вездеходах, ныряли со своими баллонами.

— Как вы считаете, должны ли известные личности помогать в поисках? Есть ли такие в Нижегородской области?

— Участие медийных лиц всегда полезно. Это привлекает внимание. Вдобавок волонтеры же приходят за эмоциями, а не за деньгами. И если рядом в цепи идет артист, мэр или губернатор — это полезно и эмоционально.

Стоит сказать, что губернатор Глеб Никитин лично не принимал участие, но присылал свой вертолет на поиски Маши Ложкаревой. Заместители губернатора, руководители министерств довольно часто приезжают и спрашивают, чем помочь. Бывший уполномоченный по правам человека Надежда Отделкина оказывала помощь на поисках Маши — ей удалось договориться с «Водоканалом», чтобы нам предоставили самую мощную водооткачку. Помогают также депутаты, например, Артем Кавинов, владельцы частных компаний, промышленные предприятия.

Тяжелее всего ситуация оказалась с блогерами. Мы им как-то предлагали сотрудничество, приглашали на поиски, хотели устроить день безопасности, но так ничего и не вышло.

— Не хотите ли вы объединиться с другими поисковыми отрядами? Что этому мешает?

— Явного желания у поисковых отрядов нет. Любая общественная организация строится вокруг лидеров, их ценностей и взглядов. Были попытки сотрудничать, но это сложно. После создания ПСО «Волонтер» я написал в 400 общественных организаций: «Если пропадет ребенок, сколько людей вы можете выделить на поиски?». Не ответил никто. Что касается поисковых отрядов, то в регионе абсолютно все службы сходятся во мнении, что конкуренция между отрядами ведет к снижению количества и качества поисков. Без взаимодействия они малоэффективны.

— Где в Нижегородской области находятся так называемые «бермудские треугольники»?

— Люди чаще пропадают там, куда ездят за грибами и ягодами. Например, Ягодное – вокруг лес, который имеет мало ориентиров и много грибников из СНТ. Еще Борский, Семеновский, Сосновский, Володарский районы, Балахна, Чкаловск. В этих местах много лесов и болот, хорошее транспортное сообщение и туда часто ездят люди за грибами и ягодами.

— Практический совет — что делать человеку, если он потерялся?

— Если есть телефон, то звонить «112». Не надо обзванивать друзей, родственников. Нужно беречь батарею, держать телефон в самом теплом месте — под мышкой, следовать указаниям спецслужбы и ждать помощи.

Если телефона нет, и никто не знает, что вы потерялись, то нужно идти. У нас не тайга, через 10-20 км человек выйдет в населенный пункт, на дорогу или к линии электропередач. Главное — не ходить кругами. Идти по свободной дороге, не пытаясь сократить путь через болото или бурелом. В городе можно попросить помощи у прохожих или людей в форме, позвонить на «112» или на нашу горячую линию 291-51-51. А лучше сразу и туда, и туда.