Владимир Седов о бизнесе и о кино

21 января 2016, 17:53
Культура и бизнес связаны неразрывно, однако нечасто две эти сферы соединяются в одном человеке. Владимир Иванович Седов – один из таких редких людей. Успешный бизнесмен, в прошлом министр культуры Нижегородской области, он пришел в кино через случайное знакомство с Никитой Михалковым. В рамках проекта «Разновеликие» мы поговорили с Владимиром Ивановичем о том, как велся бизнес в девяностые, как поднималась культура в нулевые, и о том, что происходит в кино сейчас.

О ДЕТСТВЕ

– Кем хотели стать в детстве?

– Кем только не хотел. Рядом со школой, например, была пожарная часть. Пожарные тогда ходили в касках, каски были такие желтые, бронзовые, блестели на солнце. Вот тогда хотел быть таким, как они, – каску носить.

– А актером хотели стать? В кино сниматься? Ведь позже вы пришли в эту сферу, работаете с Никитой Сергеевичем Михалковым, даже снялись у него.

– Это занятный вопрос на самом деле. Я, видите ли, в третьем классе играл в драмкружке. Мне досталась роль, где я рассказывал стихотворение. И там было слово «милиционер». Сложное – жуть. И я все никак не мог его выговорить. Тогда пригласили актера из драмтеатра – Демурова, и у него были такие еще большие кожаные перчатки. Красивые. Ни у кого больше таких не видел. И вот он мне по слогам: «Володя, повторяй: ми-ли-ци-о-нер!» А я смотрю на эти перчатки и только о них и думаю. Демуров махнул рукой – не быть ему артистом! Кстати, забавно. Много лет спустя, будучи министром культуры Нижегородской области, именно я настоял, чтобы Георгия Сергеевича поставили художественным руководителем нашего театра драмы.

– Куда пошли после школы? По той специальности, о которой мечтали?

– Там была целая история. После школы я сначала поступил в МГУ на факультет журналистики, поступил успешно, сдал экзамены, меня зачислили. Но тогда у меня была девушка, блондинка. Я ей звоню – а она мне говорит: мол, я перекрасилась в черный цвет. И я понял: что-то произошло, подумал, появился другой. Бросил МГУ, вернулся в Нижний. Вовремя. Но не срослось. И я ушел в армию. А уже после нее поступил в Ленинграде на юридический.

О БИЗНЕСЕ

– В 80–90-х вы занимались предпринимательством. Что это значило тогда?

– Я тогда создал фирму, в ней работали около 3000 человек. Постарался совместить свое понятие социальной справедливости с оскалом капитализма. И там произошла интересная вещь. Я организовал для сотрудников бесплатные обеды. Совершенно. Сначала все шло отлично, но потом ко мне стали приходить на прием люди, писать заявления: я не ем хлеб, а мой сосед ест, я не съедаю суп, можно мне деньгами? Начали требовать. Так это устроено. А обеды я отменил.

– Ведение бизнеса в 90-х – огромный опыт. Как вы вели дела?

– Время было, конечно, сложное. Один случай буквально. Девяносто первый год. Я тогда вел переговоры о покупке пансионата в Дагомысе с его директором, отставным полковником ФСБ. Дело было уже почти слажено, но полковник долго не подписывал договор. И как раз случился переворот ГКЧП. Полковник позвонил с самого утра, пообещал подписать, а я еще не знал, что переворот произошел. И тогда он мне говорит: «Не успеешь. Вас завтра всех арестуют». Так сделка не состоялась, он пропал. Я пытался решить вопрос с губернатором Краснодарского края, который неожиданно стал главой администрации Ельцина, – Егоровым. Он обещал все уладить после отпуска. Уехал отдыхать на Кипр – и там умер. И пока я летел в Дагомыс, там уже появились другие люди. Ничего не получил, разрешили только забрать чемодан, и все. Так все происходило.

– Сегодня легче или сложнее развивать бизнес?

– Какой бизнес! Какой развивать! Свое бы сохранить… Беда российского бизнеса – в благих намерениях государства. Они говорят: «Мы поможем бизнесменам!» Не надо нам помогать. Нам нужно только не мешать. Не ставить шлагбаумов. Потому что сейчас, кажется, основная задача любого чиновника – это поставить шлагбаум. А бизнесмены должны эти шлагбаумы поднимать. Когда я начинал, в конце 80-х, возил тогда женские сапоги из Армении, этого не было. Бизнес быстро развивался, потому что ему никто не мешал. В свое время Горбачев собрал совещание силовиков и приказал не трогать бизнесменов. Нас перестали таскать по каждому поводу, и дела пошли в гору, быстро развивались. А сейчас нечего развивать, сейчас сохранить бы.

О МИНИСТЕРСТВЕ КУЛЬТУРЫ

– Но вы сами в свое время занимали административную должность, были министром культуры Нижегородской области. Как дело со шлагбаумами обстояло у вас?

– Я старался как раз этого не делать. Пока был на этом посту, старался шлагбаумы снимать. Например, мне приносят бумагу на подпись – «бегунок». И в ней целый список тех, кто должен поставить подпись: специалисты 1-й и 2-й категории, начальник отдела, заместитель начальника отдела… Думал, что готовится правительственное решение, от которого зависит судьба мира. А это «бегунок» о получении почетной грамоты деятелем культуры. Всего-то.Я спрашиваю: «Сколько у вас этих грамот?» Они проносят целую стопку. И я ее всю подписываю. Люди в шоке. Так не делается, есть же целая структура. Но в этом деле – совершенно ненужная.

– Вы стали министром, имея успешный бизнес-опыт. Как вы его применили?

– На эту должность – вы же понимаете – я пришел не как деятель культуры, а как эффективный менеджер. У нас была договоренность с губернатором: я должен был понаблюдать за работой министерства в течение трех месяцев и представить отчет, соображения по оптимизации. В министерстве тогда работали 96 человек. Спустя три месяца я представил ему записку: «В штате министерства необходимо всего 13 человек». Губернатор посмотрел на меня странно: «А остальные?» – «А остальные, – говорю я, – бесполезны. Делают отчеты друг для друга. Бесконечно. Сами посудите: я министр, у меня есть заместитель – на случай форс-мажора, дальше секретариат из трех человек, а дальше – девять помощников по основным направлениям: музейному, театральному и так далее». А губернатор в ответ: «А куда я дену остальных? И что ты за министр будешь?! Это для начальника комитета масштаб. И что я буду за губернатор при таких министрах?!» Вот и весь разговор.

– Культура – сфера убыточная. Пытались что-то с этим делать?

– Да, разумеется. Меняли состав, управление, помогали по нашей части много. При мне, например, Демурова в драмтеатре поставили, и там ситуация изменилась в лучшую сторону. В музее Рукавишниковых сменили директора, а в оперном театре, наоборот, отстояли, сейчас он в отличном состоянии, премьеры идут прекрасные. Единственное, что не удалось решить, и я до сих пор жалею, – это вопрос со зданием филармонии.

– Сейчас вы бы хотели работать министром культуры?

– Нет, сейчас время другое. Шанцев, когда пришел, в свое время, помните, министерство культуры упразднил, создал вместо него комитет. Причем штат остался все тот же, просто понизили ранг. И только потом спохватились, что именно на культуру надо опираться, все вернули на круги своя. Но на данный момент, как я это вижу, практически уничтожен класс нижегородской бизнес-элиты, а ведь именно от него подпитывается культура.

О КИНО

– Вы известны также в сфере кино, и чуть позже мы к этому вернемся подробнее. А пока вопрос: если сегодня театры и музеи финансируются из бюджета, хотя бы частично, то получает ли что-то кино? И получало ли тогда, когда вы были у руля?

– Никогда такого не было, и статьи не предусматривалось. Кино – вещь специфическая, отличная от театра или музея, тем более у нас, в России. У нас основные деньги делаются не прокатом, а съемками: выделяются бюджетные деньги, кто-то что-то себе откусывает. А прокат никого не интересует.

Там это бизнес. Мы однажды беседовали с Кончаловским, он рассказывал мне о том, как снимал в Голливуде «Одиссея». С утра приходит на площадку. Там стоит стул, на нем черным по белому написано – «Кончаловский». Вместе с ним приходит группа, все аккуратные, одеты с иголочки в разноцветные комбинезоны. Синие – постановщики, зеленые – операторская группа, желтые – гафферская команда и так далее. Продюсер такой же, розовенький и упакованный. Одним словом, структура, команда. Деньги. И деньги продюсерские. А у нас режиссер – грузчик, менеджер, прокатчик, все делает сам.

– Как вы попали в кино?

– В своем время Никита Сергеевич (Михалков. – Прим. «НьюсНН») приехал в Нижний Новгород по своим делам. А я тогда как раз открыл первый ресторан – «Охотник». И Никиту Сергеевича привезли ко мне обедать. Мы познакомились. При этом, надо сказать, я не люблю москвичей, это особая порода, каста. Вдыхают рубли и выдыхают доллары. У тебя они готовы съесть все, но когда приезжаешь к ним – их никогда нет на месте, им всегда не до тебя. Никита Сергеевич оставил телефон, я подумал – очередной москвич. А когда приехал в Москву, все же позвонил: «Никита Сергеевич, это Седов». Думал, он сейчас скажет, что занят. А он: «Ты где? Адрес?» Я опешил. Я ему назвал адрес, он сказал, что через 20 минут будет. Приехал за мной, мы поехали в Дом кино, пообедали как старые знакомые. И там, в Доме кино,мне дали прочитать сценарий «Утомленных солнцем», мы разговорились, я заинтересовался. А время, надо сказать, было тяжелое, не то что снимать, жить не на что было – 91-й год. Но это было начало, мы стали работать вместе.

– До знакомства с Никитой Сергеевичем думали когда-нибудь о том, чтобы обратить свое внимание на эту сферу?

– Нет, нет. В 90-е думали совсем не об этом. Это позже судьба так распорядилась, что я сумел познакомиться с Никитой Сергеевичем и так все повернулось.

– Вы тратите собственные средства на развитие кино. Зачем вы это делаете?

– Сто ботинок ведь на одну ногу не наденешь. Зачем они тогда? А вот издать журнал или снять фильм – это да, что-то да останется. И я трачу деньги не только на кино. Если помните, семь лет назад издавался журнал «Нижний Новгород» – на мои деньги. В Холодном переулке стоял мой дом, я его продавал постепенно и на эти деньги издавал журнал. Продам квартиру – издам номер. Только на это и делался журнал, от государства ни копейки не было. Авторы приносили тексты, написанные от руки. Стопки текстов рукописных романов: редакция выла от того, что это надо было перепечатывать. Так что все это – такое своеобразное вложение. А съемки… Съемки это всегда жутко интересно.

– Вы ведь принимали активное участие в съемках самых разных фильмов, причем в разных ролях. Расскажите об этом.

– Я много где участвовал. И перед камерой стоял у Никиты Сергеевича, и директором картины на «Сибирском цирюльнике» был. Балабанову мы во время съемок «Жмурок» помогали. Я знаю, что такое творческий процесс, да и сам снял несколько фильмов.

– Вы ведь и в роли актера себя попробовали. Какую роль вам дал Никита Сергеевич?

– Да, я снялся у него в «Солнечном ударе». Он дал мне текст, такой хороший текст философа. По сценарию – 1907 год, только прошла революция, молодежь требует перемен. И вот мне достается роль солидного человека, который спорит со студентом. Мне все это пришлось по душе, я приехал в Женеву, где были съемки. Мне приклеили бороду, подстригли, одели, отрепетировали, приехал Никита Сергеевич, сняли, все закончилось. Меня отправили в гостиницу. Словом, все прошло гладко.

На следующий день мне уезжать. Задерживаться не стал – Швейцарию ненавижу, вылизанная страна, стерильная. Год жил там. В общем, собрался уезжать. И тут с утра ко мне стучатся: «Вам на площадку!» Ничего не понимаю, приезжаю, мне меняют грим и костюм, совсем другие, не такие, как вчера. Ко мне подходит партнер по сцене, тот, который накануне студента играл, и говорит: «Нам сцену переделали, мне уже текст новый дали, я тот текст учил полгода, а тут только ночь…» Стоит, трясется, весь красный. Молодой совсем. Я только потом понял, что Никита сделал. Парень был никакой, студент, а потом, когда ему поменяли роль, он начал трястись, нервничать – и получилось так, что он естественно выглядел на камеру. А пока я стою, ничего не понимаю. Приходит Никита, садится рядом со мной, говорит: «Уж больно ты правильный вышел. Давай-ка мы из тебя негодяя сделаем. Чтобы тебе студентик ни говорил, отвечай: «Нет!». А я понимаю, что негодяя играть не хочу. Ни в какую. Отказываюсь. Билеты беру, и, пока еду домой,Никита звонит жене. Прилетаю – жена ругается: «Ты зачем Никите Сергеевичу творческий процесс сорвал?!» В общем, вернулся. Никита потом смеялся, как хорошо я негодяя сыграл. Видите, как за 25 лет изучил меня. Мне подлецом жизнь не давала становиться, а тут на экране как хорошо вышел.

В общем, кино – это очень интересно. И, самое главное, это навсегда.

О ЖИЗНИ

– О чем вы жалеете?

– Жалею, что в сутках 24 часа, а не 36. Было бы полегче жить. Мне не хватает времени, чтобы побыть одному. Нужно писать, думать… Не о себе думать – о творчестве. Чтобы сесть спокойно одному, написать. Ночи обычно под это уходят.

– Какие планы на будущее?

– Жить. Что Господь даст. Пока жить спокойно. Был такой фильм – «Старое ружье». Там мужчина и женщина на пляже. Они приходят в номер, постель… Она надевает чулочки и спрашивает: «А ты чем занимаешься?» Он: «Хирург я, хирург. А ты чем?» Она: «А я живу, просто живу». Вот и я так же. Живу. И больше не хочется ничего.

– Вы считаете себя счастливым человеком?

– На Земле счастливого человека быть не может. Не для того Господь создавал Землю, чтобы были счастливые люди. В раю будут счастливые люди. На Земле все должны испытывать трудности, чтобы потом было вечное счастье. Когда человек говорит: «Я счастливый», – то сам себе создает кумира. Так не может быть. Ты не можешь быть доволен собой во всем.

Фото: Кира Мишина

Интервью:
Оксана Николайчук, Галина Курочкина

#Общество #Новости #Денис Объедкин
Подпишитесь