Posted 30 апреля 2022, 07:00

Published 30 апреля 2022, 07:00

Modified 3 ноября 2022, 19:51

Updated 3 ноября 2022, 19:51

«Мог реально сесть»: полковник Макаров — о кровавых расправах и авторитетах

30 апреля 2022, 07:00
Экс-руководитель нижегородского РУБОП Евгений Макаров прошел путь от преступника до полковника милиции. В интервью NewsNN он рассказал о самых резонансных делах, ворах в законе и нынешней ситуации с преступностью в регионе.

— Евгений Иванович, расскажите, как вы прошли путь от участника преступной группы до полковника милиции?

— В детстве я жил в поселке 40 лет Октября (сейчас микрорайон Мончегорский), в так называемой народной стройке. Многие жители работали на заводе, причем среди них был достаточно большой процент судимых. В таких условиях прививалась воровская романтика, пацанские понятия. Не считалось зазорным вытащить все из карманов у случайно заглянувшего «чужака». Не было осознания, что что-то мы делаем не так.

Мне повезло, я уехал. А когда вернулся — треть ребят сидят. От воровской судьбы спасли учителя и спорт. Впечатления оставил еще один случай: провожали друга в армию, захотелось пива — взяли и сломали ларек. Одного поймали, он взял вину на себя. Вот тогда я понял — могу реально сесть.

После была учеба в институте и работа на «Горьковском автозаводе». Идти в милицию не собирался, более того — был воспитан с негативом к «мусорам». Но на 27-м году жизни меня призвали в военкомат и хотели взять на место ребят, которые отправлялись в Афганистан, так как за плечами была военная кафедра и воинская специальность — командир взвода средних танков.

В тыл не хотелось, а на передовую не брали. Предложили пойти в специалисты по расследованию в сфере экономики. И только после оформления всех документов сказали: «Где это видано брать в Управление по борьбе с хищениями социалистической собственности человека с улицы?». Решили определить участковым в Автозаводский район. Но нашлась альтернатива — так в 1983 году я попал на зону опером. Могу сказать, что прошел путь от отрицания до полного вливания.

— Какое самое резонансное преступление вы расследовали в 90-е?

— Одно из самых громких дел — зверское убийство семьи криминального авторитета Владимира Пикина. Этническая банда совершала грабежи и убийства не только в Нижнем Новгороде, но и за его пределами. Они тогда решили, что у автозаводского авторитета хранится воровской общак. Бандиты пришли за ним в дом Пикина. В это же время там находились беременная жена с подругой, отец, тетка и двое малолетних детей. Всех убили, а общак, за которым шли, был продовольственным — сигареты, чай и прочее.

— А какая была самая опасная группировка в Нижнем Новгороде?

— Из-за отсутствия работы государства, правоохранительной и судебной практики в Нижнем Новгороде было достаточно различных группировок («Автозаводская», «Сормовская», «Дворцовские ребята» и др.), и все они были одинаковы опасны. В 1988 году две группировки на Сортировке дошли до стрельбы с автоматами.

Стоит отметить, что в целом разборки между преступными группами происходили путем убийства лидеров. К примеру, до сих пор осталась не раскрытой расправа над Сергеем Бондаренко по кличке «Утенок». Его застрелили в доме, располагающемся наискосок от здания МВД. За год до этого убили Олега Тулупова по кличке «Тулуп».

Всего не более десятка таких убийств произошло в Нижнем Новгороде. Примерно половина осталась не раскрытыми.

— Правда ли, что вы всего четыре раза применяли оружие?

— Оружие применял и чаще, но четыре раза — это те случаи, когда преступники были застрелены. Применение оружия, по большому счету, означает провал. Это либо форс-мажор, либо операция пошла не так. На курок нажать просто, а вот жить после этого — нет. За рубежом есть процесс реабилитация на такие случаи, а у нас нет.

— В СМИ писали, что вас уволили после освобождения из заложников 2-летнего ребенка. Так ли это было на самом деле?

На самом деле ситуацию неправильно преподносят. Я ушел не из-за этого.

Травму головы ребенок получил в результате падения, а заинтересованные лица придумали, что это было пулевое ранение. Когда разобрались в ситуации, претензии участникам не предъявлялись. После этого я понял, во что превращается система и не захотел в ней участвовать. Это был один из примеров, когда человеку на ровном месте пытались прикрутить статью. Государство перестает быть правовым. Не зря милицию переименовали в полицию. Я рад, что не служу в полиции.

— Как вы оцениваете работу нынешних правоохранителей?

— Я считаю, что ситуация достаточно печальная. Нынешняя структура МВД тесно связана с властью. Работать можно либо по команде сверху, либо по заказу. Правоохранители не самостоятельны сейчас. Ведь если человека назначают на должность через согласование с чиновниками, как можно работать против этих чиновников?

Еще одно важное отличие — отчитываются не делами, а бумагами. Участковым невыгодно ставить граждан на учет. И при этом раскрываются больше преступления бытовые, а серьезные латентные — практически нет.

— Как изменилась статистика по преступлениям в Нижегородской области: каких было больше в 90-е, а каких — сейчас?

— В 90-е годы воры заняли лидирующие позиции, но сейчас организованная преступность видоизменилась. Кто возглавляет самые большие преступные группы? Чиновники и силовики. У кого изымают тонны денег? У чиновников и силовиков. Еще, например, мы были не готовы, что в 90-х косяками пойдут вымогательства — кроме грабежей, разбоев и убийств. До этого периода статья о вымогательстве была не ходовой.

В современных реалиях, если смотреть на статистику МВД, то 37% преступлений отнесли к разряду «прочее». Здесь распространение наркотиков, умышленное уничтожение или повреждение имущества и порядка 5% — коррупционная составляющая.

Кроме того, за прошедший год онлайн-мошенники украли у нижегородцев более 1 миллиарда рублей, но раскрываемость таких дел мизерная.

— А есть ли сейчас в Нижегородской области воры в законе?

— Понятие «вор в законе» придумали в недрах НКВД. По тем временам быть вором в законе означало сидеть безвылазно. Тогда у них не было ни домов, ни машин, ни семей. В 70-е годы воры в законе вообще были закрытой кастой. Но в 80–90-е годы все разворотили.

Воры новой формации — больше бизнесмены-коммерсанты. Сейчас даже коронация проходит за деньги или по родственной принадлежности. Но, тем не менее, в стране насчитывается 430-500 воров в законе. Из них 60% — грузины, армяне, азербайджанцы. С русскими фамилиями — всего человек 40.

Формально они есть и в Нижегородской области. Но слышали ли о них что-то? Вряд ли. Двое из них сидят — это Виктор Жаринов (Цезарь) и Игорь Новиков (Новик). Трое на свободе. Но последние ничего не решают.

Простой пример: с могилы героя России Евгения Шнитникова украли люк от бронетранспортера. Я обратился и в правоохранительные органы, и, так сказать, к авторитетам. Не помогли ни первые, ни вторые.

А что скажете про так называемых «смотрящих»?

— «Смотрящие» — это придумка воров-коммерсантов, чтобы остаться у источников дохода. Один из серьезных бандитов однажды сказал мне, что знает только двух настоящих смотрящих — те, кто с вышки смотрят и в глазок камеры. Вот и я с ним согласен.

— Детская преступность — бич современного общества. При этом до 14 лет подростки не несут уголовной ответственности. Как вы считаете, нужно ли снизить данный порог?

— Я считаю, что ужесточение наказания за детскую преступность не приведет к положительным результатам. Это была бы борьба не с причиной, а со следствием. По моему мнению, не должно быть основы формирования преступной среды, а сейчас она есть.

— На ваш взгляд, ждет ли Нижегородскую область всплеск преступности из-за экономической ситуации в стране?

— Это неизбежно. Экономические трудности всегда приводят к всплеску преступности.

Увеличится количество краж в магазинах, угонов машин под заказ или на разборку. Может возрасти и бытовая преступность, ведь злобу обычно вымещают на ближнего своего.

Подпишитесь