Сергей Воронов о природе кризисов и опыте выживания

- Сергей Васильевич, кажется, что Нижний Новгород на протяжении десятилетий живет в политическом кризисе. Он один, постоянно продолжающийся? Или разные? А может, их на самом деле и не существует? Что вы по этому поводу думаете?

– Вы знаете, я тут посмотрел вокруг себя и увидел, что очень много моих хороших друзей уехали из нашего города. Многие из них живут за границей, кто-то уже ушел из жизни, а я вот все живу и на сегодняшний день больше занят перспективными проектами завтрашнего дня, а не оценкой ретроспективных событий.

Отвечая на ваш вопрос, я вспоминаю то время, когда учился в девятом классе школы. Я был командиром поста № 1 у Часовой башни Кремля. И вот ранним осенним утром мы увидели там красные флаги с черными траурными лентами. Приходит старый офицер и говорит: «Ребята, случилось несчастье – умер Леонид Ильич Брежнев». И мы, комсомольцы, ощутили страх. И в девятом классе мы почувствовали, что будет кризис, будет очень плохо. На интуитивном уровне.

– Вы боялись, что начнется ядерная война?

– Да! Мы боялись и этого тоже. Мы были в состоянии глубокой подавленности. А потом, после Андропова, Черненко, которые все умирали и умирали, началась кризисность. Я ее почувствовал еще в том, прошлом веке. Может быть, физически это всех не коснулось, но вот запах стресса… Он был в воздухе.

А потом Горбачев со своей перестройкой, запрет на употребление алкоголя. Мы тоже ощутили это все на себе. Я могу вам сказать, что я не помню периода времени, когда не было бы кризиса. Когда Немцова назначили главой администрации области, из Белого дома ушли все. Таксисты перекрывали площадь Минина, люди получали талоны на сигареты, сахар, водку и стиральный порошок. И тем не менее существовала какая-то радость жизни, какие-то позитивные моменты, о которых хочется вспоминать.

– В чем же разница между кризисом 25-летней давности и сегодняшним?

– Сегодняшняя эпоха качественно отличается от той, что мы вспоминаем. Когда я работал представителем Нижегородской области при правительстве, мы отправляли в командировку в Англию мэра Нижнего Новгорода Дмитрия Ивановича Беднякова с президентом товарной биржи Евгением Викторовичем Бушминым (сейчас он вице-спикер Совета Федерации).

А это где-то год 1993-й. Едем мы в поезде, и они мне рассказывают, что подписали соглашение и в Нижнем Новгороде будет сотовая связь. Представляешь, говорят, будут телефоны, которые можно носить в кармане, исчезнет очередь на стационарные квартирные телефоны. И я еду и думаю: «Ну, заливают оба. Что за ерунду несут!» Мы не можем домой поставить телефон, чтобы старики «скорую помощь» вызвали, а они мне ввинчивают тут в уши.

– То есть мы правильно вас поняли: те кризисы, которые были тогда и сейчас, разительно отличаются по качеству? Сейчас мы относимся к происходящему легче, потому что живем более комфортно?

– Абсолютно верно. Были вещи, которые новому поколению трудно представить. Например, научный сотрудник академического института, кандидат наук, занимающийся какой-то перспективной проблемой, был вынужден выходить на улицу и торговать. Причем чем угодно, потому что в этом институте ему не платили зарплату. Мы в 1995–1996 годах видели, что пенсионерам по несколько месяцев не выплачивали пенсию. Детские пособия вообще не выплачивались годами.

Вот у моей матушки в момент выхода на пенсию были сбережения в размере трех тысяч рублей. Тогда это была настоящая броня! И вдруг в какой-то момент ей говорят, что этих денег нет и не будет. И в такой ситуации оказались миллионы людей. Эти деньги копились всю жизнь, откладывались на старость. И всем этим людям пришлось начинать все заново! Сравнить это с тем, что происходит сейчас, невозможно. У нас есть дефолты, экономические кризисы, но они не так масштабны, не так фатальны.

– Может, у людей, закаленных в те времена, уже есть иммунитет на все эти события? И глубина переживаний другая? Ведь изменились не только кризисы, но и люди.

– Представьте, что у каждого человека был определен жизненный путь. Сначала он вступал в октябрята, потом в пионеры, в комсомольцы. А потом лучшие из лучших попадали в ряды коммунистической партии. Они имели возможность занять руководящие посты, должности. Но в 1991 году объявили: тема закрыта. Коммунистической партии нет, комсомола нет, пионерии нет, нет ни-че-го! Потому что все это было плохо. И это все происходит одномоментно. Ни месяц, ни два, ни год, а как будто повернули выключатель.

«А что же делать?» – спросили все. «А делайте что хотите!» Люди были встроены в систему, организацию, кому-то это не нравилось. Но разрушилась вся система, и это был большой стресс. Сегодня эти люди живут, у них, наверное, есть семьи, работа, но всем им пришлось пройти через это. Кто-то, может, пытается забыть об этом, вспоминать это неприятно. Но то, что это было в нашей истории, и было в эпидемическом масштабе, – факт. Это было всего лишь 20 лет назад.

– Вы думаете, то, что мы имеем сегодня – это результат событий тех лет? А какие событие нижегородские, произошедшие в те годы, определяют сегодняшний день?

– В тот момент времени Нижегородская область пыталась продемонстрировать силу воли, потому что потенциал региона был достаточно мощным. Первый удар пришелся по сельскому хозяйству, так как оно было «завязано» на множестве факторов: технике, удобрениях и прочем. Выстояли только мощные хозяйства.

Люди из сельской местности побежали в город, а здесь первый стресс получили предприятия, работающие на «оборонку», так как исчез государственный заказ. Вооружение стране стало не нужно, армия начала распадаться, огромное количество военных попали под сокращение. Но Нижний Новгород все же стремился к инновациям. В частности, первые эксперименты по приватизации, «немцовки» (денежные знаки, подготовленные к обращению администрацией Нижегородской области в 1992 году; они должны были выполнять и роль денежных знаков, и облигаций государственного займа области. – Прим. «НьюсНН»). Основные силы были направлены на то, чтобы появилась какая-то работа.

– Что вы имеете в виду, когда говорите, что Нижний пытался проявить волю?

– Во-первых, губернатор Немцов был вхож к президенту Ельцину и активно этим пользовался, чтобы принести что-то в регион, принять участие в госпрограммах. Много было потрачено сил на сохранение Горьковского автомобильного завода. И время показывает, что горьковские машины есть на рынке, нижегородские производственные мощности сохранились.

Привлечение иностранных инвестиций тоже требовало воли. Было, например, принято решение привлечь средства на Борский стекольный завод, чтобы открыть новые рынки сбыта продукции.

– Вы уже упомянули Немцова. А кого из нижегородских политиков последних 30 лет вы считаете наиболее честным в своих намерениях? Кто, на ваш взгляд, войдет в историю и останется в ней навсегда?

– Я вспоминаю Александра Александровича Соколова (советский партийный деятель, в 1974 году избран первым секретарем Горьковского горкома КПСС, с 1986 по 1991 год – председатель исполкома Горьковского (позднее – Нижегородского) областного Совета народных депутатов. – Прим. «НьюсНН»). Он много лет был руководителем нашей области и перед самым распадом Союза возглавлял облисполком. Прошел все этапы и доказал, то он очень порядочный и честный политик и патриот Нижегородской земли. Занимая такую мощную позицию, он мог бы себе что-то «сгоношить», обеспечить себе бизнес – тогда уже были кооперативы, – но не сделал этого. К сожалению, он уже ушел от нас, но это был очень интересный человек, очень горьковский, очень открытый. И всем сердцем болевший за нашу область.

А из ныне живущих я бы назвал Омари Хасановича Шарадзе. Это, можно сказать, первый мэр Нижнего Новгорода, который был избран городским Советом народных депутатов. И на его долю выпало очень трудное время. Нужно было принимать нестандартные решения. И надо сказать, что Омари Хасанович был всегда с нижегородцами честен и откровенен, его много раз избирали депутатом. И по сей день он остался очень честным и порядочным.

– А вообще чем отличаются те люди, которые стояли у руля управления городом и областью, от современных политиков?

– В 90-е годы все люди, которые приходили во власть, не задумывались об использовании этой власти для собственного бизнеса. Да, коррупция была. Но она была такова, что люди получали должность и на ней начинали брать взятки. Таких людей было много, и должность они использовали как доходную. Они требовали «откаты», брали деньгами, чем угодно.

Сейчас произошли радикальные изменения. В политику приходят бизнесмены, которые используют свое политическое влияние для упрочения собственного бизнеса. Просто теперь все, на что мог рассчитывать рынок, принадлежит людям, которые могли бы раздавать властные мандаты. У каждого из них есть конторка, хлебозаводик, сеть магазинчиков, таксопарк или что-то еще. И они тратят деньги, которые они зарабатывают, чтобы получить портфель (депутата. – Прим. «НьюсНН») и потом использовать его для развития бизнеса.

Да, раньше брали взятки. Это было подло и мерзко. Но не в таких масштабах! На них нельзя было купить яхту или дом на Лазурном берегу. А сегодня эти люди точно знают: «Я иду в политику, я обманываю народ, я все «отобью». То есть произошла коммерциализация политики. Даже нынешние выборы в городскую думу это ярко показали. Депутат – это народный трибун. Сказать может каждый, но надо иметь право сказать!

Вот, к примеру, Александр Васильевич Разумовский, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный врач России, главврач огромной больницы на Автозаводе, имеющей межрегиональное значение. Он был главным врачом ГИТО, создал комитет по делам инвалидов Нижегородской области, был вице-мэром по социальным вопросам. Казалось бы, ну кто еще должен избраться по этому округу? Однако же выиграл тот, кто скупал голоса за деньги.

– Может, это и есть современный стандарт честности?

– Это вызов сегодняшнего дня. И его нужно правильно оценить. Он, как ни странно, приятной негой лег на нашу действительность. Потому что люди охотно берут эти деньги. Все с этим практически смирились.

А дальше начинаются странные вещи. Получается, что пойти не к кому. Я вам уже заплатил! Я вам ничего не должен. В ряде округов победили люди, которые вообще не проводили никакой избирательной кампании. Они не провели ни одной встречи с избирателями, не выпустили ни одной газеты или листовки, не дали ни одного обещания. Они никому ничего не должны!

Это страшно, но это страшно дальнейшей перспективой. Я историк по образованию, и меня увлекла древняя история. Чем закончила существование Римская империя? Там начали торговать должностями. Во власть стали приходить не лучшие люди, а те, которые могли заплатить. Могут ли они нести ответственность за судьбу города, области, поселка? Готовы ли они принять эту миссию? Потому что в конечном итоге можно дойти до того, что люди выродятся и останутся только те, кто может заплатить. И тогда начнется смута, которая уже бывала в истории.

– Мы уже поговорили о других людях. А что самое главное для вас лично? Что было главным в начале 90-х и сейчас?

– В тот момент времени как-то не было возможности задуматься о перспективах. Все происходило спонтанно. Нужно было сиюминутно принимать какие-то решения.

Я никогда не забуду, как в 1993 году ночью мне позвонил Иван Петрович Скляров (тогда заместитель губернатора Бориса Немцова) и говорит, чтобы я не ходил в Белый дом. Тогда там было наше представительство, и я ходил туда каждый день на работу.

А утром я увидел, как над Белым домом зависают вертолеты и начинают выпускать ракеты! А через Москву-реку, через мост Кутузовского проспекта, идут танки (имеются в виду события 4 октября 1993 года, когда Белый дом обстреливали восемь танков, а также велись артиллерийская стрельба и штурм с воздуха. – Прим. «НьюсНН»).

Это я к чему. Когда разогнали Верховный Совет РСФСР, через неделю были объявлены выборы в Государственную Думу. И мгновенно принимается решение, что мне надо избираться (Сергей Воронов был избран в Госдуму РФ I созыва в 1992 году. – Прим. «НьюсНН»). Мне тогда было 26 лет, и у меня не закралось и тени сомнения, что нужно идти.

– То есть в тот момент вы не задумывались о далеком будущем?

– Да. Сейчас стабилизация в обществе, есть время для наших с вами бесед, есть время для анализа, для перспективных вещей.

– Вам это все нравится?

– Мне это все нравится. Я оцениваю это по тем людям, с которыми я нахожусь в постоянном жизненном контакте. В частности, по своей родной тетушке. Ей исполнилось 84 года, и она мне сказала, что ей очень хочется еще пожить. У нее есть свой дом, пенсия, она понимает все, что происходит вокруг.

И для меня эта оценка очень важна. В свое время я слышал другое. Мне мои избиратели говорили, как мы всех замучили, когда же наведем порядок, что все устали… И я вам скажу, что тоже хочу пожить подольше, потому что мне очень интересно посмотреть, а что будет завтра. И не просто посмотреть, а принять в этом активное участие. Что будет с наукой, с медициной, какие будут дома.

Справка.

Сергей Васильевич Воронов родился 12 июня 1967 года в городе Горьком. Окончил исторический факультет Горьковского государственного университета им. Н. И. Лобачевского и Высшую комсомольскую школу при ЦК ВЛКСМ.

С 1989 года занимал должность помощника члена Верховного Совета СССР. В 1992–1993 годах являлся полномочным представителем Нижегородской области в федеральных органах государственной власти. С 1993 по 1995 год был депутатом Государственной Думы I созыва. В 1995–1997 годах являлся полномочным представителем Нижегородской области в Федеральном Собрании РФ. С марта по ноябрь 1997 года занимал должность заместителя губернатора Нижегородской области (сначала Б. Е. Немцова, а с июля – И. П. Склярова). В 1998–2002 годах был депутатом Законодательного собрания Нижегородской области.

Параллельно с работой депутатом в 1998–1999 годах занимал должность вице-президента ОАО «АК «Транснефть». С 2000 по 2001 год являлся директором МУП «КРУН». В декабре 2001 года был назначен на должность и. о. заместителя главы администрации Нижнего Новгорода по социальным вопросам.

В 2002–2003 годах занимал должность заместителя губернатора Красноярского края.

В 2003–2006 годах был директором Московского института межрегионального сотрудничества.

С марта 2006 года по июнь 2008-го – заместитель главы администрации Иркутской области.

В настоящее время является руководителем «Агентства развития» (Москва).

Фото: Кира Мишина

Интервью: Оксана Николайчук, Ольга Новикова