Георгий Молокин о главном выборе, ценности времени и несбывшихся надеждах

– Сегодняшний разговор с вами мы бы сразу хотели начать с вопроса о том, считаете ли вы принятое судьбоносное решение сегодня ошибкой? В 1987 году вы окончили высшие режиссерские курсы, и была возможность остаться в Москве, заниматься творчеством. А вы вернулись в Нижний Новгород, где вам предложили пост директора нижегородского телевидения. Вы не жалеете о том, что не остались в столице?

– Я жалею совершенно о другом. Когда я окончил школу и решил поступать в гуманитарный вуз, мой отец сказал фразу, которую не говорил никогда и не мог сказать по определению. Но он сказал: «Хочешь, я встану перед тобой на колени? Иди в политехнический институт».

Мне очень хотелось заниматься литературой, историей. Сейчас бы сказали – политологией, но тогда это слово не употребляли. Я в ходе безумного, долгого ночного разговора, который длился часов восемь, пытался убедить своего отца, что хочу заниматься этим. А он мне говорил: «Не занимайся, особенно в нашей стране, никакой политикой, никакой историей и всей этой лабудой. Иди и становись инженером. Или строителем, если хочешь». Я его не послушал. У меня было много возможностей убедиться, как был прав мой отец, и об этом я не раз в своей жизни пожалел.

– Но в тот момент, когда отец пытался переубедить вас, вы могли сделать другой выбор?

– А дети никогда не слушают своих родителей. Если бы дети и внуки слушали своих родителей, своих дедов, мир был бы совершенно другим. Никто не пытается руководствоваться чужим опытом. Это так, это правда, данность.

Покойный мой батюшка был очень убедителен, но я его не послушал… И что об этом говорить… Но на прямо поставленный вопрос я отвечаю: вот это было судьбоносное решение. Это была та точка, когда вся жизнь могла повернуться совершенно по-другому. Когда я мог стать человеком, который печет хлеб, строит дома, занимается архитектурой или автомобилестроением. Но я этого не сделал и всю оставшуюся жизнь несу этот грех в своей душе.

– А что бы поменялось, если бы вы пекли хлеб?

– Это было бы другое ощущение жизни! В студенческие годы мы в «шабашке», в «левой» бригаде, ездили по селам и строили. Так вот до сих пор в некоторых деревнях еще стоят торговые центры, коровники, свинарники. Стоят какие-то здания, куда приходят люди, покупают себе еду, или животные там спасаются от дождя и снега. Это не кокетство, но это реальное ощущение, что ты сделал что-то полезное.

Мы с вами находимся в журналистике, в профессии, которая деградировала до такой степени, что дальше некуда. Ее просто не осталось. И это грустно и печально сознавать.

– Но ведь вы и были тем человеком, который в нижегородском информационном пространстве формировал независимое телевидение. В том числе телеканал «Диалог». Почему же сегодня мы находимся в той точке, которую имеем?

– Лет 35 назад я сказал фразу, которой горжусь. Особенность нашего отечества – России – в том, что она не развивается по спирали, а движется по кругу. Потому что развитие не есть новые технологии, то есть когда на место телеги приходит автомобиль. Развитие – это когда развивается общество, душа, когда люди становятся другими и меняют свою жизнь, не в железе, а в отношениях. В этом смысле Россия не развивается. Это мое глубокое убеждение.

Наверное, огромное количество социологов или историков сейчас бы закричали: «Как вы смеете!» Но мы не развивались. Мы бесконечно движемся по одному и тому же кругу, возвращаясь всегда к исходной точке. Это мой ответ на вопрос: «Почему так?» А потому, что так спланирована наша жизнь.

– Когда вы начинали свой путь, то понимали бессмысленность происходящего?

– Нет! В этом же все дело. Чем хороша юность? Надеждами. Потому что казалось, казалось в эти 90-е годы… Как в известном романсе: «Какими мы были наивными…» (романс «Белой акации гроздья душистые», слова М. Матусовского, музыка В. Баснера. – Прим. «НьюсНН»).

Казалось, эти кремлевские старцы, увешанные орденами, уйдут – и начнется другая жизнь. Начнется развитие молодых сил, изменится общество, города станут чище, люди станут делать дело, будет развиваться малый и средний бизнес, активность. Казалось! И надо это поддержать, надо в этом участвовать и надо об этом говорить! И ничего не произошло. В очередной раз ничего не произошло.

– Вы не раз были советником людей, которые влияли на становление города, области: Немцова, Сентюрина, Ходырева. Была ли возможность реально влиять на сознание людей и сделали ли вы что-то для этого?

– Однажды в Нижний приехал знаменитейший артист, мы тут проводили фестиваль. Я его встречал утром на Московском вокзале. И из вагона мне и моим товарищам выпал на руки этот бессознательно пьяный великий артист. А ему один встречающий говорит: «Послушай, послушай! Держи себя в руках! Все-таки тебя встречает советник губернатора!» Он очнулся и спрашивает: «Советник, а который час?» Я говорю: 7.15. А он мне: «Посоветуй, где в это время можно найти стакан водки?»

Знаете, лабуда все это, все эти советники. Жизнь развивается по каким-то другим законам. Зощенко писал, что жизнь как-то грубее, она вообще не для интеллигентов.

– Но вы верили в то, что делали?

– Я верил.

– А когда настал момент сомнения?

– Сначала постепенно, а потом сразу. Вы посмотрите, что происходит! Беспрецедентное в мировой истории разворовывание этой страны и, если угодно, этой территории. Беспрецедентное! Каждый день мы слышим, что украдено еще сколько то десятков миллиардов. Страна разворовывается, растаскивается! Как так случилось? Почему мы, русские люди, оказались не в состоянии благоустроить эту богатейшую, огромную землю? Давайте ответим на этот вопрос себе. Я не знаю этого ответа. Он уходит куда-то в этнос, в глубины истории, в национальный ген, в национальный характер. Я не знаю. Это мучительнейший вопрос. Я пытаюсь написать на эту тему книгу уже много лет и собрал гигантские сундуки материалов. Может, это игры вселенского разума, божественное провидение?

Вот я только что вернулся из Болгарии. Бедная страна, совсем бедная. Нет ни газа, ни нефти. Но при всем при этом люди там как-то живут, обустраиваются, высаживают огромное количество роз, деревьев. Они живут очень скромно, но живут. Здесь у меня складывается ощущение, что Россия превратилась в какую-то колоссальную промзону.

Почему так называемые наши элиты не хотят в своем отечестве жить? Они живут где угодно: в Лондоне, на Лазурном берегу во Франции, в Майами, в Австралии. Но они не хотят здесь убирать свои города, благоустраивать парки.

В 90-х казалось, что это можно переломить, что есть точка, где можно разорвать этот порочный круг. И не произошло.

– Знакомые с вами люди всегда говорят о том, что невероятно уважают вас за август 1991 года (имеется в виду открытая поддержка Молокиным реформаторов во время путча в 1991 году. – Прим. «НьюсНН»). Те события были весьма опасны и могли закончиться печально. Тогда вы чего хотели?

– Я уже об этом сказал, что верил в возможность изменить нашу вечную российскую жизнь. Мне казалось, что нельзя возвращаться в этот маразм. Мне казалось, что нужно помочь новым людям.

– А вы видели этих новых людей? Кто-то из них оправдал ваши надежды?

– Да, были молодые бизнесмены, которые хотели работать. А потом началась пальба. Но даже тогда присутствовала надежда. Что из этой каши, часто кровавой, появится какая-то новая жизнь. Повторяю, мы были чрезвычайно наивны. И вообще я должен сказать, что когда я и мои ровесники вспоминаем о прежней жизни, которая была четверть века назад, то думаем, как было интересно... Но при этом я сам себя корректирую и вспоминаю великую фразу Чехова: «Там хорошо, где нас нет». В прошлом нас уже нет, и оно кажется прекрасным. Много было плохого. И трагического. Но при этом «казалось»…

– У вас есть представление о каком-то устройстве, при котором русский человек жил бы нормально?

– Это вопрос очень точный. Ведь мы в своей истории перепробовали все: правление княжеское, боярское, самодержавие сословное, самодержавие неограниченное, с думой, без думы, коммунизм, социализм с человечным или бесчеловечным лицом, капитализм. И ничего не получилось.

У меня родилась еретическая мысль о том, что когда Господь Бог создавал такое пространство, как Россия, он создал его для чего угодно, кроме одного. Это пространство, где может быть и великая любовь, и война, и бандитизм, и пьянство, и подвиг, и низость. Все что угодно, кроме одного – нормальной жизни.

Что такое нормальная жизнь? Это экология, продолжительность жизни, развитие детей, чистые улицы, фонтаны. Она может быть довольно скучная. Я жил во многих европейских странах, в Соединенных Штатах. Иногда скучновато, и там есть много неприятных вещей. Но вы посмотрите показатели! А при всех природных богатствах мы везде на последних местах.

В других городах созданы целые гигантские кварталы, где живут богатые русские люди. То есть они заработали деньги здесь, или получили, или просто украли эти деньги и увезли их.

– У вас при этом есть возможности не жить в этой стране. Вы останетесь здесь?

– Я живу. Но я никогда не осуждаю людей, которые не могут жить здесь. Не осуждаю молодых, талантливых ученых, которым не дают возможности развиваться. Я не осуждаю музыкантов, живущих в плохих условиях, они становятся звездами симфонических оркестров по всему миру.

Но вопрос в том, могу или не могу. Я пробовал начать жить в Англии в замечательных бытовых условиях. Я пробовал начать жить в Соединенных Штатах. Но это вопрос на уровне запаха... По-другому пахнет трава, по-другому пахнет туман.

И что для меня принципиально – это язык. Для меня важно существование в языке, который я чувствую, люблю и знаю. Это русский язык. И следом за ним русская культура и русская литература. Мне тяжело там без этого. Как я ни старался, я не смог так ощутить английский язык так, как я люблю и ощущаю русский.

– При этом вы ощущаете себя человеком счастливым? Удачно ли сложилась ваша жизнь?

– На свете счастья нет, а есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля –
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальнюю трудов и чистых нег.

Знаете, почему Пушкин гениален? Потому что абсолютно точен. Лучше, чем это сделал он, на эту тему не скажешь. После определенного уровня, когда есть кусок хлеба, когда ты сыт и есть одежда, чтобы прикрыть свой срам, как в старину говорили, дальше уже не очень важно материальное благополучие. Начинают работать другие механизмы, и понятие счастья уходит в другую плоскость. Становится не очень важно, в какой квартире, в каком городе и в какой стране ты живешь, а важно то, как ты живешь сам с собой и своими близкими. С детьми, с внуками, с друзьями. И самое важное – как ты сам с собой: мучают ли тебя бесы и угрызения совести или ты говоришь, что прожил день достойно и спокойно засыпаешь с улыбкой на лице.

Я люблю опираться в своих рассуждениях на тех авторов, которые для меня важны. У Анны Андреевны Ахматовой есть такие строки:

Что войны? Что чума? – конец им виден скорый,
Им приговор почти произнесен.
Но кто нас защитит от ужаса, который
Был бегом времени когда-то наречен?

Это гениально. Когда ты становишься на год старше и понимаешь, что жизнь кончена, ты вспоминаешь эту фразу. Минуты проживания этого мгновения – вот что становится с возрастом важным.

Люди как вид безумны. Время, которое никто никогда не восполнит, мы меняем на собрания, заседания, зарабатывание денег, которые кто-то или ты никогда не потратит. На какие-то стекляшки, которые называются бриллиантами, на какие-то жестянки, которые называются машинами.

Существование для меня – это жизнь на фоне песочных часов. Потому что в верхней колбе с каждым мгновением песка становится все меньше, и никакое золото мира не прибавит тебе их. У Бога добавки не просят.

Я всегда с ужасом смотрю на самодовольные рожи, которые едут на какое-нибудь заседание и сидят там десять часов, переливая из пустого в порожнее. Десять часов! Вместо того чтобы пообщаться с ребенком, на звезды посмотреть, на пенек в окружении осенних листьев.

– Есть ли точка в мире, где вам очень хорошо?

– Есть, да. Во-первых, мне хорошо там, где есть близкие люди. Точка может передвигаться и быть где угодно. Сейчас легче, есть скайпы, связь. Но если совсем прямо отвечать на этот вопрос, то это наш дом в деревне.

И есть точка еще одна – море, потому что часами можно смотреть на лунную дорожку на море, или на фоне луны несется гряда облаков. Или в деревне смотреть на дальний лес или на холмы и думать о чем-то своем. А когда рядом близкие люди, то это состояние, может, и можно описать словом «счастье».

Справка.

Георгий Сергеевич Молокин родился 22 мая 1952 года. Окончил Горьковский государственный университет по специальности «историк». Кроме того, в 1987 году окончил Высшие режиссерские курсы при Госкино по специальности «кинодраматург».

С 1974 по 1985 год работал на Горьковском телевидении корреспондентом, редактором, а после главным редактором на объединении «Телефильм».

С 1985 по 1988 год был корреспондент программы «Очевидное – невероятное» Центрального телевидения. В 1988 году пришел на должность директора в нижегородскую телерадиокомпанию «ННТВ», которую возглавлял до 1992 года.

В 1996 году Георгий Молокин руководил региональным штабом по организации поддержки Бориса Ельцина на выборах президента РФ, а в 2000 году был сопредседателем регионального штаба по выборам на эту должность Владимира Путина.

В 1997 году создал и возглавил телекомпанию «Диалог». В 1997–1998 годах жил и работал в США, являлся вице-президентом консалтинговой фирмы Amdour.

С августа 2001-го по 2005 год занимал пост советника губернатора Нижегородской области Геннадия Ходырева.

В 2012 году Молокиным была открыта школа телевизионного мастерства.

В октябре 2015 года в ГЦСИ «Арсенал» начал работу киноклуб с Георгием Молокиным «Фильмы, которые нельзя не смотреть».

Фото: Кира Мишина

Интервью: Оксана Николайчук, Ольга Новикова