Posted 18 февраля 2014,, 04:02

Published 18 февраля 2014,, 04:02

Modified 12 ноября 2022,, 15:23

Updated 12 ноября 2022,, 15:23

МИРАКЛЬ ОЛИМПИАДЫ

18 февраля 2014, 04:02
Совсем немного времени отделяет нас от церемонии закрытия сочинской Олимпиады. В том, что это шоу будет не менее великолепным, чем шоу открытия, мало кто сомневается, ибо жанры, выбранные для этого действа, безупречны. Но жанр всегда идентифицирует свою публику, и эти маленькие транзакционные издержки порождают некоторые размышления. Евгений Семенов, политолог

Открытие XXII зимних Олимпийских игр в Сочи было не просто хорошо поставленным сценическим шоу — это была грандиозная телевизионная феерия, рассчитанная на восприятие именно телевизионной аудиторией. Недаром продюсерскую группу, в которую вошли известные постановщики, возглавил генеральный директор «Первого канала» Константин Эрнст. Видимо, задача формулировалась именно таким образом: добиться максимального эффекта включения в действо отстраненной, «холодной» по определению телеаудитории. Надо признать, что в целом задача была выполнена. Мелкие технические накладки, например нераскрывшееся кольцо и «заснувший» в кадре премьер, не испортили впечатления от свершающегося на глазах трехмиллиардной аудитории чуда. При этом слово «чудо» в данном случае не оценка, а указание на конкретный жанр.

Глядя на разворачивающиеся сцены открытия, я невольно ловил себя на мысли: а что, собственно, я смотрю? Массовое течение костюмированных героев, грандиозных декораций и гигантских конструкций отчасти напоминало знаменитые бразильские карнавалы, отчасти — полузабытые советские гражданские парады. Современные технологии, в полной мере использованные постановщиками, позволяли создавать такие мультимедийные, световые и пластические метафоры о России, о которых постановщик советских мистерий Всеволод Мейерхольд мог бы только мечтать.

Вместе с тем назвать происходящее мистерией, несмотря на всю апокрифичность сюжета, как-то не поворачивался язык. Например, яркая сцена «оттепели» была решена в духе средневекового моралите, для которого характерен парад аллегорических фигур. В средние века, чтобы избавить зрителя от досужих раздумий о том, как относиться к тому или иному персонажу, героев выпускали на сцену с дощечками, на которых было написано «порок», «разврат», «смирение» и так далее. Поэтому, когда на подиуме высветились гигантские надписи «стиляги» и «Hipsters», я почувствовал себя зрителем моралите.

В шоу явно наблюдалось смешение жанров, при этом стилистически все было выдержано в одном духе. Формальным конструктом сюжета шоу стала история России. История эта была представлена в жанре средневековой религиозной драмы — миракля, сюжетной основой которого является свершающееся чудо. Константин Эрнст в духе Жана Боделя (конец XII — начало XIII века) представил нам «Чудо о России».

Мы давно свыклись с мыслью о том, что телевидение претендует на роль новой церкви, и, когда постановку важнейшего идеологического действа поручают генеральному директору генерального телеканала страны, это не вызывает особого недоумения. Кто, как не кардинал, знает, на каком языке разговаривать с паствой? Но если со мной разговаривают на языке средневековых жанров, у меня возникает странное ощущение, что в восприятии идеологических иерархов родины мое сознание не поднимается выше средневекового.

Идентифицируя меня как носителя средневекового сознания, телевизионный конклав полагает, что свою картину мира я составляю на основе их проповедей, руководствуюсь только гороскопами, верю в предзнаменования и духов, а проникнуться могу только чудом. Мультимедийная упаковка средневекового жанра, полагают они, — это именно то, что приведет публику в неописуемый восторг и восстановит гармонию в ее душе. Если это хотя бы отчасти так, тогда мы уже переживаем не осень, а какую-то весну Средневековья.

Евгений Семенов, политолог

"