Posted 8 ноября 2012,, 09:11

Published 8 ноября 2012,, 09:11

Modified 12 ноября 2022,, 14:43

Updated 12 ноября 2022,, 14:43

Государственная идеология: нужна ли она российскому обществу и российской власти

8 ноября 2012, 09:11
{intro} На очередном заседании "Нижегородского эксперт-клуба" участники обсудили проблемы, связанные с формированием идеологии современной власти. Заседание прошло 7 ноября – в день 95-летия Октябрьской революции. Тема встречи - «Государственная идеология: нужна ли она российскому обществу и российской власти». Большинство экспертов сошлись во мнении, что идеология современной власти заключается в сохранении захваченной ею собственности. Мы задали участникам вопрос: "Чем отличается государственная идеология от национальной идеи, и в чём сегодня состоит национальная идея России?"{/intro} Виктор Лысов, член правления Нижегородского либерального клубаСейчас идеологическая борьба — это выдумка и миф. Мы живём в мифеВ действительности, государственная идеология - это некий комплекс идей, с помощью которого государство решает какие-то свои проблемы в соответствии с тем, как оно эту идеологию понимает. То есть часть элиты, безусловно, имеет некую повестку. И в этом смысле они действительно заинтересованы в том, чтобы быть поддержанными обществом. И тогда им, действительно, нужна эта совокупность идей, которая может быть воспринята как государственная идеология. Вот, в частности, простой пример, когда при праздновании 4 ноября одна из смысловых нагрузок, брошенных в общество, была так называемая «купно за едино», то есть общество призывалось власть предержащими к решению каких-то, пока непонятно каких, задач вместе. Вообще, никто не понял, что это - «купно за едино». Во всяком случае, это, конечно, претендует на некую составляющую государственной идеологии. То есть в данном случае это можно ещё перевести как призыв к некому модернизационному рывку: «вместе». Однако не очень понятно. Но государственная идеология и не претендует на то, чтобы разъяснять детали. Другой вопрос - насколько общество это воспринимает. Общество, мне кажется, это совсем не воспринимает.Теперь мы приступаем к национальной идее. Если это совокупность идей, которая попадает в общественное сознание и каким-то образом там находит отражение, то можно говорить о синхронизации национальной идеи с государственной идеологией. Я с этим не очень согласен, так как в данном случае основой национальной идеи являются ценности, которые разделяются обществом.А что касается ценностей, то это очень серьёзная проблема. Ценности, безусловно, есть у гражданской нации. А вот что касается нашего общества, то вопрос с ценностями — это отдельная проблема. И в этом смысле, конечно же, никакая, на мой взгляд, государственная идеология сейчас не может быть воспринята. Хотя, безусловно, в основе нашего исторического сознания лежат охранительные мотивы - «кругом враги, а мы в осаждённой крепости». Есть ещё такой культурологический термин — так называемое манихейство: кругом враги, враждебный мир. И в этом смысле, это, может быть, одна из частей, которая является частью нашего национального сознания, как сейчас говорят культурологи, частью культурного кода. И вот на это мы обращаем внимание. В этом смысле «купно за едино» воспринимается не иначе, как «мы должны быть вместе, а то нас завоюют». Очень характерно говорят про это господа коммунисты, националисты-патриоты, но с этим трудно согласиться.Я также категорически не согласен с мнением коммунистов о существовании какой-то идеологической борьбы. Если они действительно хотят сплотить нацию, тогда надо понять, ради чего. Если они воспринимают это сплочение нации как борьбу с потребительством, с консьюмеризмом, то это смешно. Сейчас идеологическая борьба — это выдумка и миф. Мы живём в мифе. Да, безусловно, есть какие-то ценности, которые, может быть, разделяют или не разделяют разные люди. Есть, безусловно, значимые вещи. Но интересы властвующей элиты и интересы основной массы общества, безусловно, расходятся. Можно серьёзно говорить о разности повесток — общества и власти. В обществе существует запрос на справедливость. Но власть не формулирует, ответа на этот запрос. То есть нет - формулирует, давая деньги. Простой пример. Шанцев говорит о 85 льготах, которые в его понятии — справедливость. Понятие справедливости вообще относительное и очень сложное. Но если бы действительно партия «Справедливая Россия», я уже углубляюсь в другие вещи, действительно пыталась сформулировать, на чём сходится большинство. Скажем, на семейных ценностях, на том, что каждый человек заинтересован в том, чтобы дать своему ребёнку образование, чтобы быть здоровым. Это уже похоже и на идеологию партийную и, безусловно, на какие-то подходы к национальной идее, опирающейся на известный девиз Солженицына о сохранении народа.Андрей Камин, психологЯ разделяю национальную идею (она, по большому счёту – мечта) и идеологию.На мой взгляд, они совпадают, если есть некая идентичность между государством и нацией. Очень часто у нас бытует довольно дремучая идея крови и почвы. Место, где ты родился, или кто твои родители. Но это не совсем так. Национальность — это, в первую очередь, язык и некий образ жизни, основной способ поведения. Это, по идее, чистая культура и психология. Никто не думает, что А.С. Пушкин по национальности эфиоп, и его прапрадедушка родом был из Африки. Это процесс, который формируется на очень низовом уровне, в семье, в близком окружении. И есть та сфера, в которую россиянин вступает спустя какое-то время. Это взаимоотношения с государством. И вот здесь он сталкивается с совершенно новыми правилами и нормами поведения и порой даже с иным языком. Вот в этом, собственно говоря, разница, что у государства и у национальности, проживающей на его территории, разные общие идеи и идеологии. При этом я разделяю некую национальную идею - а она, по большому счёту, некая мечта - и идеологию. Идеология — это некая система ценностей, продвигаемых и пропагандируемых с помощью государственной машины. Национальная идея, и в России в том числе, всегда существует. Разговор про то, что её нет, для меня означает только одно - мы что-то упорно с вами не замечаем. Не все способы выявления национальной идеи подходят, с помощью соцопросов её не выявить... Мы же говорим, что это мечта.Федор Дорофеев, историкКогда Минин идет на Москву, он идет спасать государство. Для русского государство – это национальная идеяДействительно, если существует два термина, то их необходимо разделять, иначе мы просто загромождаем язык лишними словами. Национальная идея – это идея нации. Я понимаю нашу нацию не просто как русский народ, как тут несколько раз звучало, а как политическую нацию, как всех, кто живет в России. На Западе нас называют русскими, неважно, приехал в Америку армянин, литовец, татарин, мордвин – все они русские для американцев. Здесь мы между собой делимся, но на общем фоне у нас есть, с точки зрения культурологии, одинаковая идея. Все народы, которые живут в России, считают, что Россия – страна уникальная. Она не такая как все. Наши противники говорят, что она ненормальная. Только одни считают, что ненормальная страна – это хорошо, другие считают, что это плохо. Когда политические лидеры призывают сделать Россию нормальной страной, меня это бесит. Я не хочу жить в Португалии, я не хочу жить в Швейцарии, я не хочу жить в Голландии. Если бы я хотел, я бы уехал. Я хочу жить в России – в самобытной, уникальной, прекрасной стране, которая ценна миру своим опытом. Если мы будем точно такими же, как другие, мы будем неинтересны. И вот одна из целей – понять, в чем состоит этот уникальный опыт, который может дать Россия.А что касается государственной идеологии, то это перекликается в случае России с национальной идеей, потому что когда мы говорим о ценностях, то, начиная с древнейших времен, в России вычленяется такая ценность, как государство. Для русского человека государство – это ценность. Когда Минин идет на Москву, он идет спасать государство. Он не Рюриковичей спасает, которых уже нет, не Романовых, которых еще нет, он спасает государство, потому что русский без государства выжить не может. Он не сможет защититься от врагов, от болезней, от природных катаклизмов, от голода, от всего прочего. Поэтому государство здесь перекликается с национальной идеей. Для русского государство – это в чем-то национальная идея. Нельзя это абсолютизировать, но это одна из базовых ценностей. А вот государство в ответ должно обеспечивать такую идеологию, которая будет учитывать эти мнения народа, национальную идею, и тогда они будут жить в таком нормальном симбиозе или симфонии, как говорили в Византии, где эту симфонию, к сожалению, до конца обеспечить не удалось.Есть ли в России национальная идея? Развивая мысль, скажу, что есть. Мы считаем, что это идея уникальности России. То есть Россия должна спасти мир. Так считают не только светские русские или православные, которые называют этот народ богоносцем, не только татары, мусульмане, которые говорят на всех конференциях, что Россия должна спасти мировой ислам, потому что он идет вкривь и вкось. Любой практически народ, хоть буддийский, хоть иудейский, считает, что Россия – это что-то необычное. Идея нового Иерусалима, идея такого уникального природного, даже в чем-то метафизически божественного образования, она присутствует в разных культурах, которые формируют нашу единую гражданскую нацию. Здесь я не согласен с тем мнением, которое высказывалось, что идея чеченца непонятна татарину или русскому. Нет, мы все живем в одном государстве, и более чем за 500 лет совместного проживания люди притерлись друг к другу, и идею они понимают. Когда народ чувствует в государстве этот отклик, какой бы сумасшедший ни был Петр I, сумасшедшая наша страна увидела в нем родственную душу и позволила этот эксперимент над собой провести, который привел ее к новому рубежу. Точно так же мы почувствовали эту ненормальность в большевиках, которые спасли Россию от падения. Точно так же мы вытаскивали Россию из всех пропастей, которые у нас были.Иван Юдинцев, политологВ отличие от Запада, идеологическую функцию мы передоверяем государству и делаем его виноватым за неправильный выборНациональная идея и государственная идеология – это разные понятия, хотя отчасти и пересекающиеся. Но, на мой взгляд, они пересекаются как раз в России. Потому что у нас любая идеология и любые ориентиры общественного развития всегда были связаны с деятельностью государства.Признавать или не признавать «нормандскую теорию» - это право каждого человека, но мы должны признать, что, как минимум, тысячу лет государство решает за нас не только какие идеи нам разделять, но даже, извините, в какую веру нам креститься. Князь Владимир Красное Солнышко выбрал в свое время за нас веру. Одну идеологию задавали русские князья, другую задали русские цари, третью идеологию, более прозападную, задал Петр Великий и так далее. После 1917 года у нас тоже была идеология, заданная государством. С одной стороны, у нас всегда было понятие «властители дум» - они предлагали идеи, которые люди разделяли, - это, как правило, были писатели, а позднее философы. Но общенациональной идеей у нас все равно была идеология, спущенная «сверху», навязанная государством. И, как показывают многие современные исследователи, мы и не особенно возражаем против того, чтобы кто-то нам навязывал идеологию. Это тот самый случай, когда мы привыкли во многом перекладывать на государство бремя выбора и бремя ответственности за то, каким путем нам идти, какой идеологии следовать. Мы очень охотно ругаем наше государство, говорим, что оно плохое, что оно вело нас не туда. А то, что мы эти 70 лет все вместе шли не туда – мы не говорим. Мы говорим, что в 90-е годы плохой Егор Тимурович Гайдар по поручению еще более плохого Бориса Николаевича Ельцина навязали нам рыночную идеологию. Но, между тем, мы, все эти эксперты, неплохо заработали в 90-е годы и продолжаем зарабатывать. Мы критикуем Владимира Путина за то, что он наводит порядок, сворачивает демократические свободы, но мы все спокойно здесь живем и работаем и не пытаемся так уж радикально ничего изменить. И большинство людей так себя ведут.Нам очень удобно перепоручить эту функцию государству. В отличие от Запада, наш общественный договор заключается в том, что идеологическую функцию и функцию определения приоритетов развития мы как-то передоверяем государству и делаем его виноватым за неправильный выбор.Самый большой парадокс, что сейчас, когда мы пытаемся вырастить институты гражданского общества, мы ждем государственной поддержки развитию институтов гражданского общества. И как только мы начинаем говорить о гражданском обществе в масштабах всей страны, мы начинаем спрашивать у государства – а как нам это сделать, а дай нам денег, а помоги. Это процесс двусторонний – конечно, и государство в этом виновато. Государство отличается тем, что сколько ему дашь, оно столько и захватит и попытается оттяпать еще. Государство надо ограничивать в его аппетитах, а мы его как-то не очень хорошо ограничиваем. Можно сколько угодно бороться с коррупцией, но кто из нас готов в проблемной ситуации не дать взятку и идти отстаивать свои права в суде?Сейчас есть общественный договор консенсуса между нами и государством: что государство хапает все больше и больше, но мы ему сами передоверяем эту идеологическую функцию. У нас в данном случае национальная идея сливается с государственной идеологией.Может ли у нас быть другая национальная идея? Я думаю, что да. Это – возрождение соборности. Она у нас есть. Вот, например, на своем садовом участке люди не ждут помощи от государства. Нужно поправить забор? Одна тетенька обходит участки, собирает по 100 рублей и через два воскресенья собирает всех мужиков, чтобы поставить этот забор. Вот это есть наше маленькое местное самоуправление. То же самое с подъездами, сами жильцы обо всем договариваются. Мы можем это все делать. Другое дело, что у нас эта традиция утрачена – мы так решаем только мелкие вопросы, которые непосредственно нас касаются. А вот тут уже государство охотно их нам передоверяет и еще говорит: «Мы вам и оружие короткоствольное раздадим – еще и защищайтесь сами, наводите сами порядок».Я думаю, что здесь надо искать какой-то разумный компромисс, но это очень медленный процесс, на который уйдет не одно поколение. Думаю, что до этого еще очень далеко. Хотя если у нас появятся прямые и, самое главное, честные выборы, я думаю, что мы сделаем решающий шаг в этом направлении. Потому что, в отличие от государства, которое нам что-то диктует, государство, которое будет основано на ротации власти, - это государство, которое слушает своих людей и ведет их в том направлении, в котором хочет большинство. А если они ошибаются, то власть меняется. Поэтому демократия всегда действует в интересах большинства.

{intro} На очередном заседании "Нижегородского эксперт-клуба" участники обсудили проблемы, связанные с формированием идеологии современной власти. Заседание прошло 7 ноября – в день 95-летия Октябрьской революции. Тема встречи - «Государственная идеология: нужна ли она российскому обществу и российской власти». Большинство экспертов сошлись во мнении, что идеология современной власти заключается в сохранении захваченной ею собственности. Мы задали участникам вопрос: "Чем отличается государственная идеология от национальной идеи, и в чём сегодня состоит национальная идея России?"{/intro}

Виктор Лысов, член правления Нижегородского либерального клуба

Сейчас идеологическая борьба — это выдумка и миф. Мы живём в мифе

В действительности, государственная идеология - это некий комплекс идей, с помощью которого государство решает какие-то свои проблемы в соответствии с тем, как оно эту идеологию понимает. То есть часть элиты, безусловно, имеет некую повестку. И в этом смысле они действительно заинтересованы в том, чтобы быть поддержанными обществом. И тогда им, действительно, нужна эта совокупность идей, которая может быть воспринята как государственная идеология. Вот, в частности, простой пример, когда при праздновании 4 ноября одна из смысловых нагрузок, брошенных в общество, была так называемая «купно за едино», то есть общество призывалось власть предержащими к решению каких-то, пока непонятно каких, задач вместе. Вообще, никто не понял, что это - «купно за едино». Во всяком случае, это, конечно, претендует на некую составляющую государственной идеологии. То есть в данном случае это можно ещё перевести как призыв к некому модернизационному рывку: «вместе». Однако не очень понятно. Но государственная идеология и не претендует на то, чтобы разъяснять детали. Другой вопрос - насколько общество это воспринимает. Общество, мне кажется, это совсем не воспринимает.

Теперь мы приступаем к национальной идее. Если это совокупность идей, которая попадает в общественное сознание и каким-то образом там находит отражение, то можно говорить о синхронизации национальной идеи с государственной идеологией. Я с этим не очень согласен, так как в данном случае основой национальной идеи являются ценности, которые разделяются обществом.

А что касается ценностей, то это очень серьёзная проблема. Ценности, безусловно, есть у гражданской нации. А вот что касается нашего общества, то вопрос с ценностями — это отдельная проблема. И в этом смысле, конечно же, никакая, на мой взгляд, государственная идеология сейчас не может быть воспринята. Хотя, безусловно, в основе нашего исторического сознания лежат охранительные мотивы - «кругом враги, а мы в осаждённой крепости». Есть ещё такой культурологический термин — так называемое манихейство: кругом враги, враждебный мир. И в этом смысле, это, может быть, одна из частей, которая является частью нашего национального сознания, как сейчас говорят культурологи, частью культурного кода. И вот на это мы обращаем внимание. В этом смысле «купно за едино» воспринимается не иначе, как «мы должны быть вместе, а то нас завоюют». Очень характерно говорят про это господа коммунисты, националисты-патриоты, но с этим трудно согласиться.

Я также категорически не согласен с мнением коммунистов о существовании какой-то идеологической борьбы. Если они действительно хотят сплотить нацию, тогда надо понять, ради чего. Если они воспринимают это сплочение нации как борьбу с потребительством, с консьюмеризмом, то это смешно. Сейчас идеологическая борьба — это выдумка и миф. Мы живём в мифе. Да, безусловно, есть какие-то ценности, которые, может быть, разделяют или не разделяют разные люди. Есть, безусловно, значимые вещи. Но интересы властвующей элиты и интересы основной массы общества, безусловно, расходятся.

Можно серьёзно говорить о разности повесток — общества и власти. В обществе существует запрос на справедливость. Но власть не формулирует, ответа на этот запрос. То есть нет - формулирует, давая деньги. Простой пример. Шанцев говорит о 85 льготах, которые в его понятии — справедливость. Понятие справедливости вообще относительное и очень сложное. Но если бы действительно партия «Справедливая Россия», я уже углубляюсь в другие вещи, действительно пыталась сформулировать, на чём сходится большинство. Скажем, на семейных ценностях, на том, что каждый человек заинтересован в том, чтобы дать своему ребёнку образование, чтобы быть здоровым. Это уже похоже и на идеологию партийную и, безусловно, на какие-то подходы к национальной идее, опирающейся на известный девиз Солженицына о сохранении народа.

Андрей Камин, психолог

Я разделяю национальную идею (она, по большому счёту – мечта) и идеологию.

На мой взгляд, они совпадают, если есть некая идентичность между государством и нацией. Очень часто у нас бытует довольно дремучая идея крови и почвы. Место, где ты родился, или кто твои родители. Но это не совсем так. Национальность — это, в первую очередь, язык и некий образ жизни, основной способ поведения. Это, по идее, чистая культура и психология. Никто не думает, что А.С. Пушкин по национальности эфиоп, и его прапрадедушка родом был из Африки. Это процесс, который формируется на очень низовом уровне, в семье, в близком окружении. И есть та сфера, в которую россиянин вступает спустя какое-то время. Это взаимоотношения с государством. И вот здесь он сталкивается с совершенно новыми правилами и нормами поведения и порой даже с иным языком. Вот в этом, собственно говоря, разница, что у государства и у национальности, проживающей на его территории, разные общие идеи и идеологии. При этом я разделяю некую национальную идею - а она, по большому счёту, некая мечта - и идеологию. Идеология — это некая система ценностей, продвигаемых и пропагандируемых с помощью государственной машины.

Национальная идея, и в России в том числе, всегда существует. Разговор про то, что её нет, для меня означает только одно - мы что-то упорно с вами не замечаем. Не все способы выявления национальной идеи подходят, с помощью соцопросов её не выявить... Мы же говорим, что это мечта.

Федор Дорофеев, историк

Когда Минин идет на Москву, он идет спасать государство. Для русского государство – это национальная идея

Действительно, если существует два термина, то их необходимо разделять, иначе мы просто загромождаем язык лишними словами. Национальная идея – это идея нации. Я понимаю нашу нацию не просто как русский народ, как тут несколько раз звучало, а как политическую нацию, как всех, кто живет в России. На Западе нас называют русскими, неважно, приехал в Америку армянин, литовец, татарин, мордвин – все они русские для американцев. Здесь мы между собой делимся, но на общем фоне у нас есть, с точки зрения культурологии, одинаковая идея. Все народы, которые живут в России, считают, что Россия – страна уникальная. Она не такая как все. Наши противники говорят, что она ненормальная. Только одни считают, что ненормальная страна – это хорошо, другие считают, что это плохо. Когда политические лидеры призывают сделать Россию нормальной страной, меня это бесит. Я не хочу жить в Португалии, я не хочу жить в Швейцарии, я не хочу жить в Голландии. Если бы я хотел, я бы уехал. Я хочу жить в России – в самобытной, уникальной, прекрасной стране, которая ценна миру своим опытом. Если мы будем точно такими же, как другие, мы будем неинтересны. И вот одна из целей – понять, в чем состоит этот уникальный опыт, который может дать Россия.

А что касается государственной идеологии, то это перекликается в случае России с национальной идеей, потому что когда мы говорим о ценностях, то, начиная с древнейших времен, в России вычленяется такая ценность, как государство. Для русского человека государство – это ценность. Когда Минин идет на Москву, он идет спасать государство. Он не Рюриковичей спасает, которых уже нет, не Романовых, которых еще нет, он спасает государство, потому что русский без государства выжить не может. Он не сможет защититься от врагов, от болезней, от природных катаклизмов, от голода, от всего прочего. Поэтому государство здесь перекликается с национальной идеей. Для русского государство – это в чем-то национальная идея. Нельзя это абсолютизировать, но это одна из базовых ценностей. А вот государство в ответ должно обеспечивать такую идеологию, которая будет учитывать эти мнения народа, национальную идею, и тогда они будут жить в таком нормальном симбиозе или симфонии, как говорили в Византии, где эту симфонию, к сожалению, до конца обеспечить не удалось.

Есть ли в России национальная идея? Развивая мысль, скажу, что есть. Мы считаем, что это идея уникальности России. То есть Россия должна спасти мир. Так считают не только светские русские или православные, которые называют этот народ богоносцем, не только татары, мусульмане, которые говорят на всех конференциях, что Россия должна спасти мировой ислам, потому что он идет вкривь и вкось. Любой практически народ, хоть буддийский, хоть иудейский, считает, что Россия – это что-то необычное. Идея нового Иерусалима, идея такого уникального природного, даже в чем-то метафизически божественного образования, она присутствует в разных культурах, которые формируют нашу единую гражданскую нацию. Здесь я не согласен с тем мнением, которое высказывалось, что идея чеченца непонятна татарину или русскому. Нет, мы все живем в одном государстве, и более чем за 500 лет совместного проживания люди притерлись друг к другу, и идею они понимают. Когда народ чувствует в государстве этот отклик, какой бы сумасшедший ни был Петр I, сумасшедшая наша страна увидела в нем родственную душу и позволила этот эксперимент над собой провести, который привел ее к новому рубежу. Точно так же мы почувствовали эту ненормальность в большевиках, которые спасли Россию от падения. Точно так же мы вытаскивали Россию из всех пропастей, которые у нас были.

Иван Юдинцев, политолог

В отличие от Запада, идеологическую функцию мы передоверяем государству и делаем его виноватым за неправильный выбор

Национальная идея и государственная идеология – это разные понятия, хотя отчасти и пересекающиеся. Но, на мой взгляд, они пересекаются как раз в России. Потому что у нас любая идеология и любые ориентиры общественного развития всегда были связаны с деятельностью государства.

Признавать или не признавать «нормандскую теорию» - это право каждого человека, но мы должны признать, что, как минимум, тысячу лет государство решает за нас не только какие идеи нам разделять, но даже, извините, в какую веру нам креститься. Князь Владимир Красное Солнышко выбрал в свое время за нас веру. Одну идеологию задавали русские князья, другую задали русские цари, третью идеологию, более прозападную, задал Петр Великий и так далее. После 1917 года у нас тоже была идеология, заданная государством. С одной стороны, у нас всегда было понятие «властители дум» - они предлагали идеи, которые люди разделяли, - это, как правило, были писатели, а позднее философы. Но общенациональной идеей у нас все равно была идеология, спущенная «сверху», навязанная государством. И, как показывают многие современные исследователи, мы и не особенно возражаем против того, чтобы кто-то нам навязывал идеологию. Это тот самый случай, когда мы привыкли во многом перекладывать на государство бремя выбора и бремя ответственности за то, каким путем нам идти, какой идеологии следовать. Мы очень охотно ругаем наше государство, говорим, что оно плохое, что оно вело нас не туда. А то, что мы эти 70 лет все вместе шли не туда – мы не говорим. Мы говорим, что в 90-е годы плохой Егор Тимурович Гайдар по поручению еще более плохого Бориса Николаевича Ельцина навязали нам рыночную идеологию. Но, между тем, мы, все эти эксперты, неплохо заработали в 90-е годы и продолжаем зарабатывать. Мы критикуем Владимира Путина за то, что он наводит порядок, сворачивает демократические свободы, но мы все спокойно здесь живем и работаем и не пытаемся так уж радикально ничего изменить. И большинство людей так себя ведут.

Нам очень удобно перепоручить эту функцию государству. В отличие от Запада, наш общественный договор заключается в том, что идеологическую функцию и функцию определения приоритетов развития мы как-то передоверяем государству и делаем его виноватым за неправильный выбор.

Самый большой парадокс, что сейчас, когда мы пытаемся вырастить институты гражданского общества, мы ждем государственной поддержки развитию институтов гражданского общества. И как только мы начинаем говорить о гражданском обществе в масштабах всей страны, мы начинаем спрашивать у государства – а как нам это сделать, а дай нам денег, а помоги. Это процесс двусторонний – конечно, и государство в этом виновато. Государство отличается тем, что сколько ему дашь, оно столько и захватит и попытается оттяпать еще. Государство надо ограничивать в его аппетитах, а мы его как-то не очень хорошо ограничиваем. Можно сколько угодно бороться с коррупцией, но кто из нас готов в проблемной ситуации не дать взятку и идти отстаивать свои права в суде?

Сейчас есть общественный договор консенсуса между нами и государством: что государство хапает все больше и больше, но мы ему сами передоверяем эту идеологическую функцию. У нас в данном случае национальная идея сливается с государственной идеологией.

Может ли у нас быть другая национальная идея? Я думаю, что да. Это – возрождение соборности. Она у нас есть. Вот, например, на своем садовом участке люди не ждут помощи от государства. Нужно поправить забор? Одна тетенька обходит участки, собирает по 100 рублей и через два воскресенья собирает всех мужиков, чтобы поставить этот забор. Вот это есть наше маленькое местное самоуправление. То же самое с подъездами, сами жильцы обо всем договариваются. Мы можем это все делать. Другое дело, что у нас эта традиция утрачена – мы так решаем только мелкие вопросы, которые непосредственно нас касаются. А вот тут уже государство охотно их нам передоверяет и еще говорит: «Мы вам и оружие короткоствольное раздадим – еще и защищайтесь сами, наводите сами порядок».

Я думаю, что здесь надо искать какой-то разумный компромисс, но это очень медленный процесс, на который уйдет не одно поколение. Думаю, что до этого еще очень далеко. Хотя если у нас появятся прямые и, самое главное, честные выборы, я думаю, что мы сделаем решающий шаг в этом направлении. Потому что, в отличие от государства, которое нам что-то диктует, государство, которое будет основано на ротации власти, - это государство, которое слушает своих людей и ведет их в том направлении, в котором хочет большинство. А если они ошибаются, то власть меняется. Поэтому демократия всегда действует в интересах большинства.


"