КРИТИКА ЧИСТОГО РАЗУМА

История с «Дождем» вызвала большой резонанс и вновь обнаружила глубинные разломы, дробящие наше общество. В этот раз нас разделили не политические, экономические или национальные вопросы. Разлом пролег в поле нравственности. Собственно там, где начинается или заканчивается то, что Кант назвал «человеческим обществом».

Наблюдая за развитием ожесточенной дискуссии, возникшей вокруг «Дождя», невольно обращаешь внимание на острую поляризацию взглядов. Произошло это потому, что журналисты «Дождя», опираясь только на личное невежество в понимании категории «свобода», грубо вторглись в сакральное пространство культурно-исторической памяти. Я не против публичных дискуссий об истории. Я против безальтернативности исторических дискуссий. «Дождь», не приходя в сознание, невольно обострил одну из самых болезненных проблем современного российского общества — проблему идентичности. Ибо отношение к собственному культурно-историческому наследию делает общество, а вслед за ним и человека либо ничтожеством, либо человеком.

Историю с «Дождем» необходимо рассматривать в трех аспектах: исследование вопроса, оценка проблемы и ответственность за публичные действия.

Если начать с последнего, то следует признать, что репрессивные действия, предпринятые по отношению к «Дождю», не только избыточны, но и не этичны. Однако стоит заметить, что «Дождь» отключает не государство, хотя мы и подозреваем его волю. «Дождь» топят в омуте «спора хозяйствующих субъектов», и это не что иное, как политика двойных стандартов. Это бесчестно, да и нелепо. С точки зрения политической этики государству в этом вопросе благоразумнее явить себя воочию, приняв ответственность за право проводить репрессии. Такое право у любого государства есть. Публичный процесс «Россия против «Дождя» с соблюдением всех правовых норм и процедур не только бы не разрушил государство, но мог бы стать его серьезной идеологической победой.

Возвращаясь к двум первым вопросам, соглашусь, что проблема культурно-исторического наследия не может быть табуирована. История от мифологии отличается тем, что базируется на фактах. Мы обязаны знать факты, если хотим знать собственную историю. Но парадокс истории в том и состоит, что факты противоречивы. Роль историка, на мой взгляд, его миссия как ученого и состоит в том, чтоб представить потомкам факты во всей их противоречивости, по возможности избегая оценок. Заметим, что это удается далеко не всем историкам. Возникает вопрос: почему журналисты решили, что им это под силу? Ленинградская блокада не просто исторический факт, это нравственный феномен, к оценке которого нельзя подходить с линейной логикой.

Проблема «Дождя» не только в глубочайшем невежестве журналистов, уверовавших, что их профессия предполагает универсальное знание, — над этим можно было бы просто посмеяться. Проблема в том, что, утвердившись в подобном заблуждении, «Дождь» взял на себя миссию Демиурга, присвоив себе право раздавать нравственные оценки.

Еще в середине прошлого столетия крупнейшие социологи пришли к выводу, что опросы, проводимые СМИ, не имеют отношения к реальному общественному мнению. Чаще всего они преследуют манипулятивные цели и отражают только ту точку зрения, в которой нуждается инициирующая их сторона. На языке политтехнологов это называется «формирующий опрос». Интент-анализ (анализ намерений) опроса, представленного «Дождем», достаточно убедительно показывает нам, что первичным было не желание узнать истину, а желание навязать оценку. То, что журналистам «Дождя» представляется как игры чистого разума, на самом деле сон разума, порождающий чудовищ.

По неслучайному стечению обстоятельств история с «Дождем» напомнила фильм «День радио». И то, что в кино представало как забавная авантюрная диффамация, в результате которой капитализировалась репутация «Как бы радио», в реальной практике привело к резко отрицательной общественной реакции. Что общего между вымышленным «Как бы радио» и реальным «Дождем»? «Как бы» нравственность…

Евгений Семенов, политолог